«Ты не женщина, а счётная машинка!» — взрывающимся голосом воскликнул Дмитрий, осознавая, что его мир рушится под тяжестью ее равнодушия

Она не стала обвинять его.

Просто перечисляла факты, аккуратно вынимая один за другим камни из фундамента его самовосприятия.

Он пытался казаться благодетелем, а она спокойно показывала, что он всего лишь гость, который пользуется чужими вещами, ошибочно полагая, что они появились благодаря ему. — Теперь поговорим о твоих «вкладах», — она перешла к главному, и в её глазах впервые вспыхнул опасный огонёк. — Продукты.

Давай будем откровенны, Дмитрий.

Ты покупаешь то, что ешь исключительно ты.

Твои стейки, пиво на выходных, пачки чипсов и колбаса.

Конечно, я тоже это ем.

Иногда.

Но основную часть моего рациона — крупы, овощи, творог — я приобретаю сама, заходя в магазин после работы.

Ты этого даже не замечаешь.

А рестораны… Ты водишь не меня, а себя.

Просто в моём кругу общения.

Тебе нравится ощущать себя важным, оплачивая счёт.

Это твой досуг, не мой.

Я вполне могу вкусно поужинать дома.

Уверенность Дмитрия начала разрушаться.

Он ощущал, как земля уходит из-под ног.

Его тщательно выстроенный мир, где он был щедрым главой семьи, рушился на глазах. — Что касается моих кремов и «хотелок», — Ольга сделала последнюю, самую изящную паузу. — Милый, деньги на них лежат на счёте, о котором ты даже не подозреваешь.

Туда поступают гонорары за мои переводы.

Я работаю дома, помнишь?

Пока ты смотришь свои видео, я перевожу технические инструкции и юридические документы.

И зарабатываю, к твоему сведению, достаточно, чтобы не только позволить себе косметику, но и оплатить все эти чёртовы счета.

Все.

Целиком.

Она замолчала.

Аудит был завершён.

Картина мира, которую он с таким пафосом создавал, стерлась без остатка.

На её месте зияла пустота, в центре которой сидел он — мужчина, искренне считающий, что покупка еды для себя — это великий вклад в семейный бюджет.

Растерянность на его лице сменилась гневом.

Тупым, бессильным гневом человека, пойманного на мелком, жалком мошенничестве. — Так что, как видишь, — закончила Ольга с тем же ледяным спокойствием, — твоя «аренда» — не оплата моей жизни.

Это просто твои личные расходы.

На еду, развлечения и иллюзию собственной значимости.

Ты лишь покрываешь свои траты, живя по моему адресу.

И этот спектакль беспрецедентной щедрости сегодня заканчивается.

У тебя осталось сорок минут.

Тишина на кухне стала густой, вязкой, словно застывший жир.

Дмитрий смотрел на Ольгу, и его лицо, ещё мгновение назад искажённое растерянностью, начало медленно приобретать тёмный, нездоровый оттенок.

Челюсти сжались так сильно, что на щеках выступили жилы.

Он глубоко вздохнул, и когда заговорил, его голос прозвучал низко и хрипло, наполненный ядом, который он больше не мог или не хотел сдерживать. — Ах вот в чём дело… Проснулась бухгалтер, — прошипел он, вкладывая в слово «бухгалтер» всю свою ненависть. — Значит, всё это время ты сидела и считала?

Каждую ложку, каждую чашку, каждую копейку?

А я, дурак, думал, что мы семья, что живём вместе.

А ты, оказывается, просто сдаёшь мне койко-место с почасовой оплатой, да?

Он вскочил со стула, который с противным скрипом отъехал назад.

Теперь он нависал над ней, пытаясь подавить своим ростом и телом.

Но Ольга не отступила.

Она оставалась сидеть прямо, с той же отстранённой холодностью в глазах, словно наблюдала за неприятным, но неизбежным явлением природы — как лопается нарыв. — С тобой жить невозможно!

Ты не женщина, а счётная машинка! — его голос сорвался на крик, но это был не громкий вопль, сотрясающий стены, а сдавленный, сиплый крик бессилия. — У тебя вместо сердца — калькулятор!

Я пытался создать тепло, уют, нормальную жизнь!

Я приносил в дом всё самое лучшее, чтобы ты улыбалась, чтобы у нас было как у нормальных людей!

А ты всё это время сверяла дебет с кредитом!

Он метался по маленькой кухне, как зверь в клетке.

Размахивал руками, указывал пальцем в сторону гостиной, ванной, на неё саму.

Он выплёскивал на неё всё, что копилось в нём годами: раздражение, уязвлённую гордость, смутное чувство, что живёт не своей жизнью, в чужом пространстве.