— Ты серьёзно, Серёж? Уходишь вот так, без разговоров?
— Мам, да перестань ты. Мне уже двадцать три, сколько можно под одной крышей жить. Да и Лилька зовёт меня к себе, надо попробовать пожить вместе.
— А как же я тут одна? Квартира старая, кран течёт, ремонт в кухне давно делать надо. Ты обещал помочь.
— Обещал, обещал… Слушай, я ж не на другой край земли. Будет время, заеду, сделаем всё. Но жить буду отдельно.
Серёжа стоял в прихожей, левой ногой раз за разом подталкивая сумку с вещами. Его мать, Татьяна Петровна, выглядела потерянной. Ночь не спала, ждала этого разговора. Сын неожиданно решил уехать, снимать квартиру со своей новой подружкой.
Вроде ещё несколько дней назад и разговоров никаких об этом не было, а потом вдруг как с цепи сорвался: не могу, уезжаю, не держи меня, ты мне свободы не даёшь. Мать мучилась в догадках.
— Ты хоть на выходных забегай, — вздохнула Татьяна Петровна, растерянно теребя рукав своего потёртого халата.
— Конечно, забегу, — Серёжа отвёл взгляд. — Но давай без этих трагедий. Не ребёнок я уже.
Он поправил чёрную кожаную куртку, которую ещё недавно мать подарила ему на день рождения, одёрнул её и вдруг резко обнял Татьяну Петровну. Она заметила, как сын старался оставаться спокойным, но в его движениях проскальзывала спешка.
Было в этом прощальном объятии что-то колючее, неуютное, словно он спешил вырваться из материнских рук, а она не решалась его удерживать.
— Ладно, мам, мне ехать надо, — кинул он на прощание и вышел.
Когда за ним закрылась дверь, Татьяна Петровна осталась стоять на том же месте, смотрела на старые обои, когда-то купленные ещё отцом Серёжи.
С мужем она давно развелась, сына растила одна. Ей приходилось тянуть и работу, и дом. А теперь сын ушёл к какой-то Лильке, о которой она знала совсем мало.
В комнате было тихо, и только из окна слышались отдалённые гудки автомобилей. Татьяна Петровна почувствовала внезапную боль в груди: не физическую, а такую, от которой не спастись таблетками. Казалось, будто кто-то вырезал часть её сердца и увёз прочь.
Зазвонил телефон. На экране высветился номер подруги, Галины.
Татьяна Петровна собралась ответить, но передумала, положила трубку на стол и села в старое кресло. Обняла себя за плечи, пытаясь отогнать чувство пустоты.
В тот момент ей не хотелось ни жаловаться, ни объяснять. Она просто сидела, вспоминая, каким мальчишкой был Серёжа, как они вместе ходили в парк, ели мороженое, обсуждали школу. И думала: «Зря, наверное, что-то я упустила… Или наоборот, слишком давила?»
***
На второй неделе после переезда Сергея Татьяна Петровна почувствовала себя особенно подавленной. Вставала рано, собиралась на работу, а в голове всё крутился тот последний день с сыном. За неделю он ни разу даже не позвонил.
Пока она обдумывала, что бы приготовить себе на завтрак, телефон завибрировал. Сын прислал короткое сообщение:
«Мам, всё норм. Не волнуйся. Зайду в выходные». Вроде бы вспомнил про неё, но чувства тепла в этих словах не было.
В субботу ближе к вечеру дверь хлопнула, и Серёжа вошёл, осматриваясь как гость:
— Привет, мам, долго здесь не был, — улыбнулся он как-то дежурно.
— Проходи, сынок. Как дела? На работу устроился? Деньги-то нужны.
— Да я ищу варианты. Лилька говорит, что её знакомый может меня куда-нибудь пристроить, но надо подождать немного. А ты что, торопишься меня на завод упечь?
Татьяна Петровна вздохнула и взяла в руки чашку с чаем:
— Да какой там завод, у нас полгорода на том заводе еле выживают. Просто… деньги ведь берутся не из воздуха.
— Всякое бывает, мам, — отмахнулся Серёжа. — Ладно, не буду больше скрывать, мне недавно судьба улыбнулась.
— В каком смысле?
— Да выиграл я в лотерею. Представляешь, взял билет по приколу — и куш сорвал. Потому и съехал от тебя наконец.
Татьяна Петровна от неожиданности чуть не уронила чашку:
— Серьёзно? И сколько же выиграл?
— Мам, хватит, чтоб наконец пожить без напряга.
В глазах сына сверкнуло что-то новое: смесь азарта и желания похвастаться. Его голос звучал громче обычного, с нотками самоуверенности, которая была ему раньше не свойственна.
— Я, конечно, хочу и тебе помочь, — продолжил он. — Но сначала подумал кое-что для себя прикупить: машину может даже, обновки всякие… Всё-таки я столько лет мечтал.
— Серёж, я очень рада, что у тебя появляются возможности. Только смотри, не взлетай слишком высоко — падать больно.
— Да ладно, мам, ты прямо как бабка на завалинке пророчишь беду, — усмехнулся он. — Дай пожить хоть немного в своё удовольствие.
Она кивнула, понимая, что сейчас спорить бесполезно. Тем более всегда мечтала, чтобы у сына была какая-то радость в жизни. Хотела пожелать ему удачи, обнять, приголубить, но видела, что он уже на пороге, готовится уйти.
— Ты хоть останься, чаю попьём, поужинаем. Я борщ сварила.
— Мам, надо бежать. Лилька ждёт, у нас встреча с друзьями. Но я скоро наведаюсь, не переживай.
Хлопнула дверь, и в квартире снова повисла тишина. Татьяна Петровна провела пальцами по чашке — чай уже остыл. «Вот так и жизнь моя, — подумала она, — грею, грею — а толку нет, всё равно остывает, если не бережёшь».
***
Выигрыш в лотерею оказался достаточно крупным, чтобы позволить Сергею жить в своё удовольствие несколько месяцев. Он снял в центре студию, купил модную одежду, смартфон последней модели, съездил с девушкой на Чёрное море.
У них появилось много новых «друзей», которые с радостью принимали приглашения посидеть в барах и ресторанах за чужой счёт.
Татьяна Петровна видела красивые фото сына в соцсетях: он в ресторане, он на пляже с коктейлем, он со счастливой Лилькой на фоне моря.
— Мам, привет, — однажды позвонил Сергей вечером, когда она села смотреть телепередачу. — Я тут думал: может, тебе денег на отпуск дать?
— Да какой мне отпуск, сынок? Не до него сейчас…
— Да бери, не отказывайся, что ты? Я хочу, чтоб ты тоже отдохнула.
— Тебе тогда что останется?
— Да у меня ещё полно, не волнуйся.
Однако дальше слов дело не пошло. Сын пропадал неделями, разговаривал резко, а иногда не брал трубку вовсе.
Время шло, и мешок с деньгами таял на глазах. И чем быстрее он пустел, тем больше возникало проблем. Лилька, видя, что беззаботная жизнь заканчивается, стала упрекать Серёжу:
— Ты же говорил, что мы ещё поедем в Сочи, а теперь всё «давай подождём». Ты что, разорился?
— Да нет, просто… сейчас не самое лучшее время. Понимаешь, ничего так быстро не получается.
— Угу, понятно. И работу ты так и не нашёл.
Над отношениями нависла тень. Друзья перестали писать, когда поняли, что пришла пора платить за себя. Серёжин телефон стал звенеть от сообщений со словами «долг», «оплата» и прочих напоминаний о кредите, который он зачем-то успел взять, чтобы компенсировать ставшие уже привычными роскошные траты.
— Мам, выручай, — проговорил однажды он в трубку ранним утром. — Я с Лилькой не могу больше жить — она, видимо, нашла себе кого-то с деньгами. Меня выставила.
— Да как же так… Приезжай, конечно, сынок, ключи есть у тебя.
— Подожди, я сейчас у товарища, надо как-то долги закрыть. Понимаешь, мне срочно надо отдать несколько тысяч.
Татьяна Петровна ощутила странный холод в груди, снова вспомнила, как он говорил: «Мам, не переживай, у меня полно денег…» И поняла, что момент настал — сын разорился, друзья отвернулись, девушка бросила.
— Хорошо, Серёжа. Сколько тебе нужно?
— Можешь прислать тысяч сто? Тогда я смогу долг закрыть, а уж с кредитом потом разберемся
— У меня таких денег нет. Разве что заначку, да зарплата вчера пришла… но сто не получится.
— Ладно, мам… Извини. Я просто не знаю, куда бежать.
Он повесил трубку. В глазах Татьяны Петровны потемнело от жалости к сыну, который попал в бездну долгов и одиночества.
***
В тот же день ближе к вечеру он всё же пришёл к матери: стоял на пороге нахохлившись, волосы взъерошены. Вид у него был такой, словно неделю не спал.
— Сынок, ты совсем худой, — вздохнула Татьяна Петровна. — Садись, поешь давай.
— Мам, спасибо… как же я всё это… — он опустил глаза, а в голосе появилась дрожь. — В общем, никому я не нужен оказался. Помоги мне, пожалуйста.
— Серёж, проходи. Я борща наварила.
Они сели за стол, и в тишине раздавался только стук ложки о тарелку. Серёжа не знал, куда девать глаза, чувствуя стыд и растерянность.
— Мам, прости меня… Я столько времени не появлялся, деньги транжирил, с друзьями гулял… А про тебя забыл.
— Знаешь, я давно тебя простила. Только давай теперь хоть что-то менять, а?
— Я думал… можно всё-таки к тебе вернусь пока? Если ты не против, конечно.
— Конечно, оставайся. Я надеялась, ты сам поймёшь. Спать будешь в своей комнате, как раньше. Только давай сразу договоримся: пойди на работу, хотя бы какую-то, чтоб долги гасить.
— Пойду, мам, обещаю, — вздохнул он.— Мне очень стыдно, что так вышло всё.
Серёжа опустил голову. Почувствовал, как комок подступает к горлу: почему он не подумал о матери, когда у него были деньги, когда он шиковал по ресторанам и брал кредиты? Но что толку думать сейчас.
— Мам, ты ведь меня не бросишь?
— Я никогда тебя не брошу, сынок, — ответила она, устало улыбаясь.
На кухне долго висела неловкая тишина, которую нарушал лишь шум из окна — редкие машины проезжали по тёмной улице. Потом зазвонил телефон Татьяны Петровны — это была Галина, которая всё время спрашивала, что там с Серёжкой. Татьяна Петровна выключила звук, не желая рассказывать подробности кому бы то ни было.
— А как дальше жить, мам? Я ни копейки не накопил, всё просадил, все от меня отвернулись… Даже Лилька, — в голосе сына сквозили и жалость к себе, и отчаяние.
— Надо устраиваться на работу. А долг будем вместе потихонечку отдавать.
Они сидели, прихлёбывая чай, и каждый думал о своём.
Вдруг Татьяна Петровна тихонько спросила:
— А ты вообще понял, что ошибся?
— Да понял, мам… Поздно только. Я ведь никому не нужен стал, когда у меня закончились деньги. Ни одному «другу» я больше не интересен, и Лилька быстро нашла другого. Может, у неё уже тогда были планы… Не знаю.
— Главное, что у тебя теперь будет возможность начать заново. Ты ещё молодой. Надо только не повторять старых ошибок. И мать не забывать.
Он положил руку на её руку:
— Прости меня, пожалуйста. Обещаю, что в следующий раз, если что-то получу, сразу вспомню о тебе.
— Не хочу никаких «следующих разов» с лотереями, — вздохнула она. — Лучше уж работа, пусть даже тяжёлая, но честная. Ты главное — старайся.
В глазах Серёжи читалась усталость, но и какое-то облегчение: отчаяние, которое ещё недавно распирало его изнутри, стало отступать перед пониманием, что есть в этой жизни человек, для которого он всё равно родной и любимый — его мать.
Неужели именно здесь ему суждено найти утраченное тепло?
Как легко подложить камень в собственный ботинок!
Какой ужас может скрываться за сиянием мнимого подарка?
Как одна непродуманная ценность может разрушить семейные узы?
Разбитое сердце не может простить измену.
Как же легко скрывать истинные чувства за маской улыбки!