Tы Beдь Hyждаешься!

Антонина не спала всю ночь и потому была особенно нервной и раздражительной. Полуторагодовалый сынок Мирон болел. Малыш капризничал, вертелся.

Она отдала почти все последние деньги в аптеке, но «чудодейственные» капли ожидаемого эффекта не дали. Носик у малыша все равно был забит, ему было тяжело дышать, поэтому он просыпался не меньше пяти раз за ночь и хныкал.

― Миронка, ну что ты хочешь? ― спрашивала она просящим голосом, прижимая хныкающего сына к плечу. Но малыш, естественно, не отвечал. Поэтому Антонина стала разговаривать сама с собой. ― И папка твой непутевый алименты не отдал вовремя, как всегда. Надо попробовать зайти к нему.

Утром, воодушевившись, Тоня решительно встала с кровати вместе с сыном на руках и стала собираться.

― Сейчас, сынок. Оденемся и поедем к папке. Пусть денежки нам дает на каши, на гель для снятия зуда и на кофе для мамы. Мама очень хочет кофе, я уже три дня его не пила.

Быстро собравшись, Антонина ловко спустила по лестнице со второго этажа прогулочную коляску и усадила в нее сына. Уверенно свернув на тротуарную дорожку, молодая мама направилась в сторону автобусной остановки.

Она долго звонила в дверь, и в конце концов бывший все-таки открыл ей. Антонина сразу поняла, что денег не дождется: Андрей еле стоял на ногах, от него несло крепким перегаром.

― Гад! ― крикнула Тоня и стала в отчаянии колотить бывшего мужа перчатками, которые как раз держала в руках. Тот сразу прислонился к стене и прикрыл лицо рукой:

― Чего тебя принесло? Нет денег у меня!

― На водку находятся!

― Не твое дело. Ты мне кто?

― Да пошел ты!

Она вышла из подъезда и снова усадила Мирона в коляску. Вздохнула:

― Придется ехать к бабушке.

Через час они были уже на окраине города, где жила мама Антонины, Виктория Константиновна.

― Привет, мам, ― сказала Тоня, входя в прихожую, ― мы к тебе.

― Вижу, ― сказала Виктория Константиновна, подозрительно осматривая непрошеных гостей.

Она только что проводила на работу своего мужа, Олега, который был младше ее на десять лет. Дочь это поняла, и ей сразу стало как-то легче. Она не могла найти с Олегом общего языка, поэтому была рада, что он оказался не дома.

«Не зря я сделала такой круг к Андрею. Хоть этого альфонса не застала», ― подумала она, проходя в комнату.

― Иди к бабушке, Мирон. Мама тебя хоть покормила с утра? Чай будешь? С бутербродами? ― предложила мать Тоне.

― Будем. Мы не завтракали.

― Ясно. Бери чай, я сейчас кашу сварю.

Через некоторое время Виктория Константиновна уже кормила внука манной кашей. Дочь сидела за столом напротив нее, допивала чай и рассказывала:

― Третий день сопливит. Я капли в носик купила, они на час пробивают дыхание. А потом он снова не может дышать, плачет.

― Вы бы к врачу сходили.

― Я звонила. Ближайшее свободное время ― в пятницу. Мы до этого дня уже и сами вылечимся.

― Конечно, вылечитесь. Особенно если будете таскаться в такую погоду по всему городу.

― А что делать? У меня денег осталось на бутылку молока, хлеб и пачку детской каши. А детские только через неделю.

― А Андрей что?

― Ничего…

― Говорила я тебе! С кем связалась! Еще и ребенка от него родила!

― Надо было не рожать?!

― Думать надо было. Головой. А не другими органами.

― Мама, я это уже миллион раз слышала. Мне от этого не легче.

― А мне легче? Всю жизнь я положила на тебя. Думала, хоть теперь поживу для себя. Да где там!

― Прости, мама, ― с обидой в голосе сказала Тоня. На глазах у нее выступили слезы. Она встала из-за стола, взяла на руки сына. ― Спасибо за чай. Мы пойдем.

― Ой, обиделась! Гляньте-ка! Идите. К кому пойдешь за деньгами?

― Перетопчемся…

― Стой, ― приказала Виктория Константиновна, ― подожди. Возьми вот ― две тысячи. Больше не могу.

Тоня и этому была рада.

― Спасибо, мама.

― Купи пипетку в аптеке. Капай ему носик обычной соленой водичкой. Я тебя в детстве без капель в нос лечила. Ничего, выжила… Приедешь домой ― ложись вместе с ним. Отдохнешь ― подумаешь, как продержаться до детского пособия.

― Хорошо.

Тоня доехала домой и, по совету матери, сразу уложила сына спать. Сама тоже уснула. Проспали они рядышком два с половиной часа.

После отдыха действительно полегчало. Она нагрела воды, растворила в ней соль. Закапала нос малышу. Потом приступила к приготовлению обеда. Мирон после сна немного успокоился. Тоня постирала его вещи, убралась.

Вечером, когда они играли в кубики, в дверь кто-то позвонил.

«Наверно, хозяйка квартиры», ― со страхом подумала Тоня. Она задерживала платеж на три дня из-за того, что Андрей вовремя не заплатил алименты. Уже приготовившись оправдываться, Тоня пошла открывать. Но на пороге стояла совершенно незнакомая женщина.

― Здравствуйте, ― сказала Тоня гостье.

― Здравствуй, Тонечка, ― ответила она еле слышно.

― Вы кто?

― Я… твоя… мама, ― ответила гостья хриплым от волнения голосом.

Тоня замерла в молчаливом шоке.

― Вы ошиблись, наверно…

― Да, ошиблась, ― страдальчески улыбнулась та и отвернулась от двери.

― До свидания, ― сказала Тоня и закрыла дверь.

Она решила, что странная женщина действительно ошиблась, но в душе у нее появились какие-то пугающие сомнения.

На следующий день позвонила мама, и Тоня рассказала ей о странном визите.

― Так и сказала? Что она твоя мама? ― переспросила Виктория Константиновна.

― Да. А потом сказала, что ошиблась. Но она назвала меня по имени.

― Вот змеюка! ― вдруг выругалась мама.

― Ну что ты сразу ругаешься! Ошибся человек.

― Нам нужно поговорить. Я приеду к тебе.

― Хорошо…

Тоня разволновалась еще больше.

Через два часа Виктория Константиновна уже была у нее. Тоня успела напечь оладий и сразу позвала маму пить чай. Она сразу заметила, что мама явно сильно волнуется. Но спрашивать ни о чем не решалась.

― Тоня, я перед тобой виновата. Но я все сделала для того, чтобы тебе же было лучше, ― начала Виктория Константиновна.

Антонина внимательно слушала.

― Доченька… у меня есть сестра. Младшая. Ее зовут Олеся. Она у нас с детства была непутевой. Учиться не хотела. Режима не любила. Была упрямой и своевольной. Мы с твоей бабушкой ее пытались воспитать. Но мой отец, твой дед, баловал Олесю и защищал в любых ситуациях. А потом он умер. И Олеся пошла по наклонной. Ей был шестнадцать лет, когда она забеременела. Мама настаивала, чтобы Олеся сделала аборт. Ты должна понять! У нее был парень-наркоман. Мама переживала, что ребенок родится больным. Олеся сбежала из дома. И вернулась уже с дочкой на руках. Девочка родилась здоровой, а сама Олеся… В общем, она тоже подсела на наркотики. Оставив дочь у нас с мамой, она исчезла на следующий же день. Мы ее долго искали. Больше месяца. А тут ребенок заболел. Нужно было оформить какие-нибудь документы. У мамы тогда были знакомые… Я предложила записать ребенка как своего… Мне было тогда двадцать пять. Меня как раз бросил парень. Вернее, мы расстались… Он хотел ребенка, а я… бесплодна. Врожденная патология. Неизлечимая. Мне на приеме гинеколог тогда сказала: «Ничего страшного, усыновите малыша. Не бывает чужих детей». А тут готовый ребенок. Да еще и не чужой. В общем, я получила документы о том, что ты моя дочь. А через год узнала, что Олесю посадили. За убийство.

Тоня молчала в немом шоке. По ее щекам текли крупные слезы.

― Я понимаю, мне нужно было тебе сказать. Но я хотела тебя уберечь. Тонечка, я люблю тебя, ― впервые за всю жизнь призналась дочери Виктория Константиновна.

― Мама! Как же так? Ведь она приходила вчера сюда, а теперь неизвестно, где ее искать. Если бы я знала… Нельзя же вот так сделать вид, что ее нет и не было никогда! Она твоя сестра!

― От нее можно ждать только беды, Тоня! Лучше держаться подальше от этого существа. Она бросила родного ребенка!

― Не бросила. Оставила у матери и сестры.

― Ну что ты хочешь теперь сделать?

― Нужно найти Олесю. Может, ей помощь нужна!

― Нашлась помощница, ― обычным своим циничным тоном сказала Виктория Константиновна и добавила: ― Себе помоги!

― Мама, так нельзя!

― Тоня, да где ее искать? И кто это будет делать? Ты с больным ребенком?

― Да, я! Я ее найду.

― Да, ладно, хорошо, ― заговорила вдруг испуганно, ласковым тоном Виктория Константиновна. ― Не пори горячку. Я сама наведу справки.

Тоня знала: ее мать никогда не давала пустых обещаний, поэтому успокоилась.

Через неделю Виктория Константиновна позвонила дочери:

― Я нашла ее. Она уже лет десять как освободилась. Чего только сейчас к тебе заявилась ― непонятно.

― Наверно, были причины. У тебя есть ее адрес?

― Есть. Поедем сегодня вечером вместе с Олегом. Он нас отвезет. Сама не рискуй. Мало ли…

― Мама, она совершенно не была похожа на наркоманку. Абсолютно приличная женщина.

― Ладно…

Вечером они все вместе поехали в соседний городок, где, по сведениям, полученным Викторией Константиновной, жила Олеся. Адрес нашли легко. Машина остановилась во дворе небольшого дома. В окнах горел свет.

― Это точно здесь? ― спросила у мужа Виктория Константиновна.

― Адрес тот. Вот и на доме написано: Чкалова, 117.

― Ладно. Пойдем. Олег, побудь пока с Мироном.

Дочь и мать нерешительно подошли к двери аккуратного домика. Тоня нажала на кнопку звонка.

― Вика? ― спросила Олеся, открывшая им дверь.

― Я. Пустишь?

― Входите, ― пригласила гостей Олеся. Они вошли в чистую прихожую, затем последовали за хозяйкой на кухню. В доме было очень уютно. Тоня поняла, что бояться им нечего.

― Олеся, я Тоне рассказала, ― начала Вика.

― Спасибо, ― ответила та и с нежностью посмотрела на дочь. Тоня тоже смотрела на нее.

― Почему ты не приехала сразу после освобождения? ― спросила у сестры Вика.

― Я хотела. Приезжала к твоему дому. Видела вас. Тоня была уже совсем взрослой. Я только вернулась из мест лишения свободы. Подумала: дочке будет горько осознать, что мать такая… Я не могла ей ничего дать. Решила: встану на ноги ― тогда начну помогать. Устроилась на местную фабрику швеей. Работала много. Никогда в жизни столько не пахала. Взяла кредит. Купила дом этот. Чтобы было куда дочь позвать. Хоть в гости. Я только два месяца назад кредит закрыла, ремонт закончила. Тоня, я знаю, что ты на съемной квартире живешь с сыном. Я хотела тебе предложить переехать ко мне…

― Какая добрая! ― с возмущением воскликнула Виктория. ― Теперь тебе дочь нужна, когда она взрослой стала!

― Вика, пожалуйста, не кричи. Я же у тебя ребенка не забираю. Хочу хоть как-то исправить ошибки юности. Помочь дочке хочу. Вика! Я ее не забывала ни на минутку! Тоня, прости! Я виновата, да. Я тебя не навещала. Я не давала о себе знать. Но не забывала о тебе. Я хочу тебе просто помогать. Ты же сейчас так нуждаешься!

Тоня все это время в упор смотрела на Олесю. Она пыталась найти в себе хоть капельку любви к этой женщине, но испытывала лишь жалость. Тем не менее она подошла к ней и обняла.

― Я прощаю.

Олеся расплакалась, а Тоня стала гладить ее по голове.

― Не плачь. Я рада, что ты у меня есть. Только я привыкла, что моя мама ― Вика.

― Да и хорошо. Хорошо! Ты меня называй по имени. Или тетя Олеся. Я не претендую. Ты только прости меня и разреши тебе помогать. Я же вижу, что тебе сейчас тяжело.

― Разрешу.

Вика вышла из дома за Олегом и Мироном. Все вместе сели пить чай, стали решать, как быть дальше. С большим трудом Виктория согласилась на переезд дочери.

Через неделю Олеся уже нянчилась с внуком. Специально, чтобы уделить внимание Антонине и Мирону, она взяла отпуск на работе.

Виктория долго злилась на сестру и на приемную дочь за то, что они так легко сошлись. Но потом все же приняла ситуацию, стала не только приезжать к ним в гости, но и приглашать к себе.

Олеся стала внимательной мамой и заботливой бабушкой. Тоне рядом с ней было хорошо и комфортно. Получив поддержку и понимание от родного человека, она заочно закончила в технологический университет, а спустя пару лет благополучно вышла замуж.

До конца дней она называла мамой Вику, но и Олесю полюбила. Именно родную мать Антонина забрала в дом своего мужа, где та посвятила себя заботе о внуках, которых у нее потом стало четверо.

Источник