«Ну дай поиграть! Дай!» — громко кричала Дианка, вырывая куклу из рук Татьяны

— Ну дай поиграть! Дай! — громко кричала, топая ногами, Дианка, тянула из Таниных рук куклу. Кукла, пластмассовая, с кудряшками светло–русых волос, в желтом платьице, моталась туда–сюда в руках девочек, того гляди, оторвется голова. — Ну дай, что тебе, жалко, что ли?! Уууу! — Диана дернула посильней, оторвала от подола платья куклы ленту. Татьяна заревела не хуже медвежонка, у которого отобрали всю малину.​

​Татьяна приехала к Дианочке на дачу, потому что у мамы Дианы, Евгении Андреевны, сегодня день рождения, вот Женя и пригласила Танину маму, Свету, к себе.​

​Женя и Света учились вместе в школе, в одном классе. Но это было много лет назад, потом дороги девочек разошлись, Светлана уехала поступать в институт, Женя осталась в родном городе, училась заочно, работала в магазине продавцом. Но не просто в магазине, а в алкогольном. Там и выручка хорошая, и хозяин, полный, вечно обросший щетиной, одышливый Гарик, иногда дарил Женьке подарки — коньяки, один раз ром, пару раз привозил вино со своей родины. Женя кивала, благодарила, а потом продавала эти бутылки друзьям.

Гарику она всегда говорила, что было очень вкусно. Мужчина млел и дарил ещё. У них, как, смеясь, рассказывала подружкам Женя, была платоническая любовь. А потом Гарик умер, а его ларёк забрали, только всё было в обратном порядке — сначала забрали ларёк, а уж потом от тоски и безысходности умер Гарик. Сказали, что сердце…​

​— А он ведь был одиноким, очень одиноким… — сидя потом на кухне с рюмкой, шептала Женя. — Дело было, деньги были, а семьи, детей — нет. Его даже оплакивать некому. На прощании была только я и грузчики. Представляешь, мама, деньги были у человека, много, а родных — никого. Жа–а–а–алко! — Женя разревелась, пьяная, уставшая, намерзшаяся на кладбище под мокрым ноябрьским снегом. У неё до сих пор дрожали руки, то ли от того, что холодно, то ли от страха. Женька боялась смерти, покойников, того, «как всё это будет с ней»… Потом, через много лет, повзрослев, она будет долго и упорно лечить родителей, ходить к ним в больницу, навещать, приносить «домашнее, с пылу–с жару», уговаривать поесть, а потом похоронит и Андрея Петровича, и Наталью Фёдоровну. И тогда смерть перестанет её пугать. Она как бы посмотрит ей в глаза, а та, тоже уставшая, гонимая всеми старуха, виновато пожмет плечами. И Женя скажет ей: «Спасибо!». Родители долго мучались, спасибо, что забрала, спасибо, что избавила…​

​Но это потом, а сейчас Женька быстрым шагом идет к балетной школе, что–то читает на экране смартфона, и, подняв глаза, замечает впереди фигурку.​

​Женя вдруг так обрадовалась, что, припустив вперед, закричала:​

​— Света! Да стой же!​

​Светлана оглянулась, близоруко прищурилась. Евгению она не узнала, та то ли похорошела, постройнела, поменяла прическу, то ли просто имела вид пристроенной и устроенной во всех отношениях женщины.​

​— Светка! Ну вот это встреча! Ой, а кто это с тобой? Дочка? А у меня тоже доча, Дианочка. Она сейчас на балете. — Жека выставила ножку, потянула мысок, рассмеялась. — Мы на балет её водим. Муж, Славка, конечно, против, мол, мучаем ребенка, а я не сдаюсь. Диана должна быть красивой, тем более, врачи говорят, что спина кривая, значит, надо трудиться над собой. Ну хватит обо мне! — тараторила Евгения. — У тебя–то как? Ребенок, я смотрю, есть, а кольца нет?​

​— Мы развелись. — Светлана спрятала руку в карман.​

​— Ой, ну и что такого?! Подумаешь, чего стесняться–то! Алименты платит? — Женька подмигнула девочке Тане, та отвернулась. — Если платит, так и Бог с ним! Сейчас половина человечества разводится. Хотя, конечно, если брак венчаный, то грех большой на тебе, Светка! Ой, какой грех! — скукожила личико Женя и заговорила, по–стариковски пришепетывая. Так любила говаривать её бабушка, жившая где–то в Тверской области и навещавшая внучку всего раза три в жизни.​

​— Не венчались мы, — буркнула Светлана.​

​— Ну тогда и скатертью ему дорожка. Ой, ладно, девчонки, мне пора Дианку с балета забирать, у них сегодня аттестация, я очень переживаю, ведь сама Антонова в свой класс девочек отбирает. А Антонова, Света, чтоб ты знала, это светоч, талант. А знаете, что… — Женя как будто задумалась, потом радостно продолжила:​

​— Приезжайте ко мне на день рождения в эту субботу! Ко мне на дачу, Свет, ты же помнишь, как ехать?​

​— Не знаю, неудобно как–то… — замялась Светлана, соображая, что же такое купить в подарок. Без подарка приезжать нельзя, мелочь какую–то тоже не преподнесёшь, у Жени семья «с запросами». И всегда такими были…​

​— Неудобно, Светка, ногой ухо чесать. Приходите! Будут все свои, родители мои, они тебя помнят. Мать тут недавно в новостях фамилию услышала, ну что–то там про реставрационные работы было, в общем, сказали «Денисова», она даже обернулась, думала, тебя покажут. Не показали, однофамилица, наверное! Ох, опять я разболталась… Приезжайте, Светка! Ребята подтянулся, парочки там разные, друзья… Ой, я ляпнула, да? Про парочки? Свет, я не хотела подчеркнуть… Тебе, наверное, неприятно? Ты, если захочешь, возьми с собой кого… Ну всё, побежала! Суббота, к десяти! Буду ждать! — крикнула она уже с другой стороны улицы, бешено замахала рукой, как будто посылала сигнал «SOS». А может, и правда, посылала… Все на неё оглядывались, а Женьке хоть бы что, она и не стеснялась…​

​Светлана долго корила себя за то, что не сказала твердо «нет», теперь её будут ждать. Или не будут, Женька, может, уже и забыла, что приглашала какую–то Свету из прошлой своей жизни, разведенную, с ребенком, квартирой напополам с тетей Элеонорой, кучей проблем и совершеннейшим отсутствием праздничного настроения.​

​Она корила себя, пока шли с Таней к магазину, пока стояли в очереди на кассу, пока двигались к дому.​

​— Ну чего вы топчитесь? Топчитесь чего? Я для кого тряпку постелила? Света, ты вот сама не убираешься, так хоть чужой труд цени и дочку свою учи! — возмущенная Элеонора Яковлевна стояла в прихожей, уперев руки в боки и наблюдая, как Таня с матерью разуваются на уголочке постеленной серой мешковины и, стараясь идти на мысочках, крадутся в свою комнату.​

​— Нет, так не пойдет! — тетя Эля не сдавалась. Она сегодня целый день просидела дома, устала от одиночества, от того, что не с кем поругаться. — А ну быстро вернитесь, обувь в руки и мыть! Сейчас натечет лужа, а вы опять ни при чем!​

​Она говорила громко, визгливо, то и дело поправляя крупный, из красных бусин браслет на левой руке.​

​— Элеонора Яковлевна, ничего не натечет, там сухо. На улице совершенно сухо! — устало ответила Света.​

​— Ну и что?! Значит, пыль принесли! А зачем мне этой пылью дышать? Ты же знаешь прекрасно, что у меня астма! Вот зря я вас к себе пустила, Светлана! Зря! Правильно, чужое не жалко, и здоровье моё не жалко, и… — распиналась соседка. Она уже вошла в раж, взбодрилась. Вечер наконец–то перестал быть скучным и томным.​

​— Хорошо. Я сейчас всё вымою. А вы идите пока к себе, тетя Эля, не стойте тут, а то ещё продует… — Света подхватила их с Таней ботинки и унесла, а Эля, довольная своей победой, ушла в комнату. Скоро по телевизору станут рассказывать про личную жизнь Лещенко. А Элеоноре было очень интересно, как там у Левушки Лещенко всё в этой личной жизни протекает, есть ли пикантные подробности, сенсации…​

​Дослушав передачу до конца и не удовлетворив своё любопытство, Элеонора Яковлевна пришла на кухню, где Света на скорую руку разогревала им с дочерью ужин.​

​Тетя Эля постояла, сложив на груди руки и следя взглядом за соседкой, потом вдруг вскинулась, зашипела:​

​— Этак ты мне все сковороды пережжешь! Ты что на таком огне–то?! Свои сковороды заведи, а уж потом гори они у тебя синим пламенем!​

​— Это моя сковородка, Элеонора Яковлевна. И лопатка тоже моя, — переложив картошку и котлеты на тарелку, выдохнула Светлана. — Тань, бери и пойдем к нам.​

​Девочка подхватила свою и мамину порции, осторожно прошла мимо соседки, но та как будто случайно покачнулась, толкнула девочку, тарелки накренились, еда посыпалась на пол, зазвенела и тоже упала вилка. Таня охнула, испуганно присела, стала собирать всё обратно.​

​— Да зачем же вы, Элеонора Яковлевна?! Вы же Танюшу специально толкнули! Зачем? Что мы вам сделали? Мы платим вам деньги, живем, вы нам разрешили, так что не так? Почему вам постоянно всё не так?! Что вы над нами издеваетесь? На улице холодно, а вы в нашей комнате окно открыли настежь, утром мой кофе вылили, а ведь он был в моем кофейнике! Если вас что–то не устраивает, Элеонора Яковлевна, то так и скажите! Таня, иди, пожалуйста, в комнату, я сама всё уберу. Не плачь, моя, хорошая, не плачь! Я новое разогрею. На. Своей. Сковородке. Так. Как. Хочу. — отчеканила женщина и с вызовом посмотрела на хозяйку.​

​Та как будто даже оживилась, улыбнулась, подобрела.​

​— Гляньте, голосок прорезался! Ишь, ты! Оказывается, умеешь огрызаться–то? А чего ж мужа не уберегла? Соперницу не прогнала? — хитро спросила Эля. — А я тебе скажу, почему. Ты трусливая, Светка. Ты даже со мной сейчас лаешься, а сама сжимаешься, боишься, что отвечу. И Гриша твой устал от тебя, такой мягкотелой, вот и ушел. Его нынешняя жинка–то, знаешь, как строит? И страстная, поди, не то, что ты, вобла воблой!​

​Светлана побледнела, закусила губу, бросила сковороду в раковину, оттолкнула Элеонору и убежала в комнату к дочери. Там она сможет поплакать, только тихонько, чтобы Таня не испугалась.​

​Света всегда была такой… Не могла поспорить, отстаивая свою точку зрения, не хотела ссор, не лезла в конфликты.

Родители говорили про неё «мягкая, покладистая, чудо, а не ребенок». Матери других детей тоже Свету очень любили. Если у неё попросить игрушку, она отдаст, как бы та ни была ей дорога, если дать поручение, Света обязательно выполнит, даже не сомневайтесь!​

​Педагоги считали Светлану тоже очень хорошей, пока она вот так же просто ни отдала деньги, на которые должна была купить тетрадки для одноклассников, какому–то нищему бродяге, что привязался к ней на улице.​

​— Зачем же ты это сделала, Денисова?! Чужие деньги, тебе просто поручили купить тетради, а ты… — растерянно разводила руками классный руководитель, а Света стояла перед ней и смотрела в пол, вся красная, со слезами на глазах.​

​— Я… Он так просил… Он сказал, что на хлебушек… — промямлила она, вытерла нос рукавом блузки. — Он голодный был, тот человек…​

​— Да вы простите её, Екатерина Викторовна! Не со зла же она… — За Светиной спиной стоял её отец, мял в руках свернутый трубочкой целлофановый пакетик, шмыгал носом. — Ну сколько там было? Давайте, я заплачу.​

​— Да не в том дело, Игорь…​

​— Константинович, — подсказал мужчина.​

​— Не в том дело, Игорь Константинович, что вы заплатите. Конечно, вы всё возместите, это же деньги родителей, они сдавали, специально собирали… — воскликнула Екатерина Викторовна.​

​— А в чем же тогда? — Отец погладил дочку по спине, ободряюще похлопал, мол, не бойся, разрулим!​

​— А вы не понимаете? Да она у вас бесхребетная! Совершенно никакого стержня! Что ни попроси, всё отдаст, сделает. Вот вчера Женя, одноклассница, попросила её отдать ей новую ручку, ту, что им на Восьмое марта дарили от родительского комитета. Красивая ручка, только вот у Жени была с красными блестками, а она хотела ещё и с зелеными. И Света ваша отдала! Хотя я ей сказала, что не надо. Вот кто из неё вырастет, я вас спрашиваю?​

​Екатерина Викторовна очень рассердилась, стучала кулаком по столу, расписывала всю дальнейшую Светкину жизнь в самых темных тонах. Но Игорь Константинович вдруг развернулся, потянул за собой дочь, сказал, что он примет всё к сведению, а тетради Светлана принесет завтра. И ушёл. Екатерина даже остановить его не успела, так быстро он захлопнул дверь…​

​…— Пап, прости меня, а… — уткнулась Света в отцовское плечо, пока ждали автобус. — Я вас с мамой подвела.​

​— Да ну ничего, ничего, дочка. Всякое бывает. Разберемся. А ты это… Ты не черствей, слышишь? Это добро из тебя течет, понимаешь? Моя бабушка, твоя, значит, прабабка, такой же была щедрой, доброй, всем помогала. Да, бывало, пользовались её добротой, обманывали, но ведь им же потом это боком выходило, а добро добром вернется. Нам тогда, помню, хирург сказал, мол, нет специалиста, который бы моей бабушке операцию сделал, а надо было срочно… Ну вот нет, только в Петербурге. А где он тогда был, этот Петербург, и где бабушка… Мы все расстроились, а баба Оля махнула рукой, отвернулась к окошку и говорит: «Сладится всё, нашли, о чем переживать!»​

​И что ты думаешь! Тот самый уникальный врач приехал на следующий день в нашу Богом забытую больничку, навещал там главврача, своего старого знакомого. Ну и бабу Олю прооперировал. А у неё глазное ж было отделение, всё страшно… Но обошлось, сладилось, как она и обещала. Так что добро делать — это хорошо. Только…​

​— Что, папка? — прогундосила Света.​

​— Только надо с умом всё, понимаешь? С умом…​

​Тут перед ними остановился автобус, они зашли, и Света вдруг схватила отца за руку.​

​— Смотри! Это тот, кому я вчера деньги отдала! Ой, он пьяный, папа… — Светлана показала головой на лежащего сразу на двух сидениях мужчину. Он храпел и бормотал что–то во сне.​

​— Вот я и говорю, Света! С умом! — поднял вверх указательный палец Игорь. — Не смотри туда, не нужно…​

​Жизнь учила Светлану делать добро с умом постепенно, иногда и сыпала оплеухи, а в другой раз возвращала добро сторицей.​

​Уже в институте соседка Светы по комнате, Рита, попала в некрасивую историю с преподавателем, Ритку исключили.​

​— А как я теперь домой поеду? Билеты сейчас стоят, как золотые серьги, Новый год же на носу! — шептала девчонка, кидая вещи в чемодан. — А этот–то, Юрий Петрович, сразу в кусты, мол, ничего не знаю, моя хата с краю. Хоть бы помог с врачом!​

​— Не надо врача, Рит! Ты всё же домой поезжай! Ну что ты здесь, среди чужих будешь… На, вот! — Светлана протянула Ритке свои сережки и ещё деньги. — Ты сейчас должна себя беречь, ешь, как следует. Не волнуйся, главное, хорошо?​

​— Ты что, Света! С ума сошла? Чем я тебе возвращать долг буду? Забери всё обратно! Я выкручусь, ничего! И ни из таких передряг вылезали! — Рита положила всё обратно на стол.​

​— Все так говорят…​

​— Что говорят?​

​— Что я с ума сошла, — пожала Светлана плечами. — Постоянно всем помогаю, отдаю «последнее», себя забываю. А мне всё равно, пусть говорят. Вот такая я.​

​Девчонки помолчали, потом Рита вздохнула, крепко обняла подружку.​

​— Я деньги только возьму, а то подумают, что я золото украла. И, как до дома доберусь, обязательно тебе всё перешлю обратно. Знаешь, ты нормальная, поняла? На меня все волками смотрят, а ты нет…​

​Через две недели от Риты пришла посылка, тяжеленная, в деревянном ящике. Светлана еле дотащила её до общежития, раскрыла, а внутри чего только нет!

И две баночки с вареньем, и завернутое в бумагу сало, и сушеные яблоки, и баночка с мёдом, особым, таёжным, пахнущим немного хвоей и можжевельником, а ещё веселые, со снегирями носки и спрятанные в укромное место, в одну из варежек, тоже со снегирями, свернутые тугим цилиндрикам деньги.​

​В письме Рита писала, что хорошо добралась, живет с бабушкой, та уговорила её оставить ребенка. Рита устроилась на работу…​

​Светлана улыбнулась.​

​— От кого такие разносолы? — поинтересовалась её новая соседка по комнате. — Кавалер? Поклонник?​

​— Нет, от подруги, — пожала Светлана плечами…​

​С ухажерами у неё как–то не задалось. Она вообще стеснялась мужчин, их ухаживаний, внимания, вся сразу сжималась, становилась как будто каменной.

И вся покладистость сразу исчезала, парни от неё не то, что поцелуя, да даже разрешения обнять не могли добиться.​

​— Да чего ты, Светка?! — удивлялись подружки. — И красивая, и стройная, чего ты ломаешься–то? Да щелкни пальцами, все наши парни твоими будут! Сидишь постоянно одна, как будто прокаженная.​

​А Света не хотела «щелкать», и не хотела, чтобы все молодые люди, что учились с ней, стали оказывать ей знаки внимания. Она себе вообще не представляла, что у неё может быть муж, дети…​

​А вот Григорию повезло стать её мужем. Это произошло через два года после окончания института, они познакомились у кабинета зубного врача. Света очень боялась, и Гриша боялся. Она стала его уговаривать не трусить…​

​Ребята поженились, Света переехала к мужу, скоро у них родилась Танюшка. И вот уже став женой и матерью, Светлана изменилась.

Нет, она не стала злее, равнодушнее, но теперь прежде всего думала о семье, помощь другим отошла на второй план. Хотя… Если к ним в гости приходили Гришины друзья, то Света обязательно давала им с собой что–то, какое–то угощение, кусок пирога, яблоки, конфеты. Гриша смеялся, друзья отказывались, но брали, а Света радовалась, что всем вокруг хорошо…​

​Давно это было! Давно…​

​… Они приехали к Жене на дачу часам к одиннадцати. Евгеша увидела бредущие по тропинке фигурки, выбежала встречать. За ней припустилась мелкая, звонко лающая собачонка.​

​— Марс! Марс, замолчи! Это свои. Свои идут! Мама, Света с дочкой приехали! Диана, иди скорее, тебе подружка нашлась! — кричала Женя, ничуть не стесняясь того, что на неё глазеют соседи, что муж, Славик, недовольно отвернулся, закурил. — Привет! Девчонки, как же хорошо, что всё–таки приехали!​

​Светлана протянула подруге букетик и коробочку конфет, фигурных, из бельгийского шоколада.​

​— Ой, ну не надо было, Светик! — традиционно стала ломаться Женя, но подарки приняла и потащила подругу в дом.​

​На крыльцо вышла Наталья Фёдоровна, Женина мама.​

​— Надо же! Сколько лет уж не виделись! Светлана, проходи, а дочку–то как зовут? Таня? Иди сюда, Танюша, мы с Дианочкой пироги затеяли, тоже будешь помогать! — сказала Наталья. — А мамы пусть поболтают.​

​Андрей Петрович вынес на лужайку шезлонги.​

​— Спасибо, папка. Ты как? Голова не кружится? — обняла отца Женя.​

​Тот пожал плечами, как будто не кружится. И пошел в дом.​

​— А ты чего, плакала что ли, а? — устроившись напротив подруги, спросила Евгеша, отогнала назойливую муху, вскочила, убежала в беседку, принесла яблоки.​

​— Нет, ничего. Нормально. Просто с хозяйкой поругались… — отмахнулась Света.​

​— С какой хозяйкой? Ты вообще где обитаешь–то с ребенком, жаль моя? — нахмурилась именинница.​

​— Я? Мы с Таней снимаем комнату у знакомой, Элеоноры Яковлевны. Мы познакомились с ней ещё когда… Ну, когда я замужем была. Она Григория, моего бывшего мужа, с детства знает… — Светлана откусила яблоко. Оно показалось ей безвкусным. Вообще всё вокруг стало каким–то блёклым, тусклым, как будто тумана напустили и убавили цвет.​

​— То есть ты живешь у женщины, которая твоего мужа еще мальчонкой видела? И как она? — поинтересовалась Женя.​

​— В смысле?​

​— Ну как она к тебе относится? И как относится к разводу? Ну просто она же как–то к этому относится… — пожала Евгения плечами, помахала рукой мужу, тот равнодушно отвернулся. — Мой–то, видишь, тоже тут налево собрался, намекал, что развестись хочет, мол, ошибся, желает дальше жить хорошо, с любимой женщиной.​

​— Знакомо, — Света сглотнула. — Ты его отпустишь?​

​— Ну вот ещё! — Женька закинула ноги на шезлонг, стала их рассматривать. — Пока с м е р т ь не разлучит нас! Вот так! Хотел семью, хотел детей? Вот пусть и живет в семье. Он мой. Мой, и точка. Загулял, бывает, но вернется ко мне, как миленький. Со мной удобно, дочка на него молится, родители уважают, на работе всегда можно ввернуть, что семьянин, надежный, значит! Да я за него когтями вцеплюсь, разорву. Вот так!​

​Женя пришлепнула усевшегося на её лоб комара, брезгливо поморщилась.​

​— А я так не смогла… Отпустила. Ну зачем?.. Насильно мил не будешь! Я сразу поняла, что Гриша меня больше не любит. Ну, или не любил никогда, увлекся просто… Сначала всё было красиво, как в книжках пишут, а когда Таня родилась, стала болеть, ну и всякие домашние дела появились, которые, хочешь–не хочешь, а делать надо, остыл. Мы давно развелись. А Элеонора эта… Она меня обзывает бесхребетной, тоже считает, что я должна была вцепиться когтями… Но от этого всем только больнее. Я же чувствую, что это всё дальше не по любви. По обязанности, по традиции. А любви нет.​

​Евгения приподняла солнечные очки, внимательно посмотрела на подругу, хмыкнула.​

​— Любви нет… Да её и нет! Так, химия, потом привычка. Погоди! — Женя вскочила, быстро прошла к мужу, что–то строго сказала ему, он тут же спрятал в карман телефон, отвернулся.​

​Женя вернулась, опять улеглась на шезлонг.​

​— Так вот, я что хотела спросить–то! Любовь—морковь, а жилплощадь он тебе не оставил? — продолжила она, потом пояснила зачем–то:​

​— Славик опять с этой свой переписывался. Надоело уже его ловить. Ну ничего, я знаю, на что «бить». Он Дианку боготворит, боится, что я его родительских прав лишу. Глупый, не понимает, что это в его случае практически невозможно! — Женя рассмеялась.​

​— Квартира была Гришина, он остался там, а мы ушли, — пожала плечами Светлана. — То есть ты даже за права ребенка, дочки твоей не боролась?! Хоть бы деньгами пусть отдал, купил вам другую квартиру или… — взвилась Женька.​

​— Мне от него ничего не надо. Мы, как только я закончу реставрацию особняка, уедем к моим родителям. Может, там на кухне что–то помочь? — Света встала, кивнула на дом.​

​— Ну, если пирожковые дела там закончились, то пойдем строгать салаты. Я хотела заказать готовые, но потом передумала, хочется своё, домашнее… — Светлана взяла Свету за руку и потащила к крыльцу. — А у меня такое шампанское есть, просто амброзия. Пойдем! За встречу!​

​Они шли по дорожке, а Славик, насупленный, того гляди, оскалит зубы, следил за ними со скамейки, потом сплюнул, отвернулся…​

​— Мама, Диана порвала платье моей кукле! — насупившись, сообщила Таня.​

​— Я просила поиграть, а она не давала, я дернула… Маааама! — басом заплакала Диана. Тут же рядом с ней появился Славик, подхватил дочку на руки, унес её прочь, стал что–то шептать.​

​— Видала? Лучший якорь! — подмигнула гостье Женя, потом наклонилась к Тане. — Ты не расстраивайся, я сейчас всё быстро исправлю. А ты вот… Возьми–ка мелки и беги рисовать!​

​— Можно, мам? — прищурив один глаз и глядя снизу вверх на мать, спросила Таня.​

​— Иди.​

​Света поёжилась, почему–то по коже побежали мурашки.​

​— Я тоже теперь мерзну здесь. Как будто в воздухе все это висит! — прошептала за её спиной Наталья Фёдоровна. — Да–да! — продолжила она, когда Светлана обернулась. — Нет семьи, нет любви, одни недомолвки и ненависть.​

​— Мама! — вскричала Женя.​

​— А что «мама»?! — Наталья даже бровью не повела. — Ладно, пойдем, там дел на кухне невпроворот.​

​Наталья Фёдоровна раздала всем поручения, доски, ножи и овощи, поставила на большой деревянный стол салатники.​

​— Ну, понеслась! — скомандовала она, девчонки улыбнулись. Она всегда так говорила, сколько Света её знает…​

​А потом Женька всё бросила, побежала к мужу, выхватила из его рук сотовый, кинула его об каменный бортик дорожки. Славик что–то сказал ей, и ушел в сарай.​

​— И так уже два года… Два года, Светик… Ох, дела наши грешные! Хоть бы уже отпустила она его, выгнала. И сама бы успокоилась, а то только он из дома, она в слезы… — вздохнула Наталья. — У тебя–то как?​

​— В разводе, — кратко ответила Светлана. — Женька его любит?​

​— Да какое там! — махнула рукой Наталья. — Просто жалко свое отдавать. Всегда это у неё было — чужого не надо, так только, поиграться, но и свое не отдаст ни за что.​

​— Она не живет… — тихо, задумчиво сказала Света. — Все эти… Сколько вы говорите? Два года. Не живет. Мы с Гришей сразу расстались, не мучали друг друга. У каждого теперь своя жизнь, может не очень счастливая, но без нервов.​

​— Вот правильно ты говоришь, «не живет». Мечется, похудела даже, кричит, ругается, Дианку тыкает во все кружки, лишь бы дома поменьше с отцом была. Жалко мне их, а сделать ничего не могу. И…​

​Она не договорила, потому что Женя вернулась на кухню, женщины сделали вид, что ничего особенного не произошло, стали обсуждать меню, вспоминать прошлое, говорить о детях. Потом Светлана рассказала, как удачно попала в реставрационную комиссию, занялась тем, о чем давно мечтала.​

​—… И ведь меня раза три приглашали, но я отказывалась, потому что Гриша был против, хотел, чтобы я с Таней дома больше сидела. А когда развелись, денежный вопрос встал ребром… Ну и вот, теперь я могу сказать, что люблю свою работу! — Она даже улыбнулась. Ведь всё правда! Любит!​

​— Значит, про тебя всё же репортер говорил! — довольно кивнула Наталья Фёдоровна. — Я рада этому, Света. Женя! Ну что ты наделала, Женя! В этот салат не кладут лук! Господи, о чем ты думаешь?! — без всякого перехода накинулась она на дочку.​

​Женя нахмурилась, хотела что–то ответить, но тут чья–то машина посигналила у ворот, Женька, чмокнув Свету в щеку и виновато приникнув на миг к плечу матери, кинулась встречать гостей…​

​Скоро и Света вышла, Женя познакомила её со всеми своими друзьями. Но в их компании ей было как–то неловко, непривычно, она опять стала смущаться.​

​И тогда Светлана, сняв босоножки, пошла через лужайку к девочкам. Те уже помирились, сели на лавочке, что–то мастерили.​

​Света взяла мелки, стала рисовать на асфальтовой дорожке, Диана сначала строго смотрела, потом тоже принялась рисовать, а Таня сидела на лавке и с удовольствием болтала ногами.​

​Когда их позвали за стол, Светлана, Таня и Диана уже стали подружками, смеялись, болтали о чем–то.​

​День пролетел незаметно, Наталья Фёдоровна с дочкой закатили настоящий пир, на столе чего только не было, гости все оказались компанейские, легкие в общении люди, Светлана скоро к ним привыкла, перестала то и дело заливаться краской и опускать глаза.​

​Славик сидел рядом с женой, улыбался, но как–то рассеянно, смеялся невпопад, потом и вовсе опять ушел под каким–то предлогом…​

​Вечером был торт и свечи, тосты, песни под гитару, часть гостей уехала, кто–то остался, Свете и Тане Женька отдала лучшую комнату с видом на речку и овраг.​

​— Иногда тут видно светлячков, — сказала она шепотом Танечке. — А по утрам к реке прилетают цапли. Может быть, вам повезет, и вы их увидите!​

​Таня схватилась за мамину руку. Света кивнула, мол, будем караулить.​

​Улеглись на удивление рано, Света думала, что гудеть будут часов до трёх ночи, но нет, к двенадцати в доме воцарилась тишина. Света, Женя и Наталья Фёдоровна убрали со стола, Андрей Петрович прогнал женщин, велел отдыхать, а сам занялся посудой.​

​— Повезло тебе с папой. Таких мужчин сейчас не делают… — вздохнула Женя.​

​— Всяких делают. Ты только место освободи рядышком с собой, — тихо ответила Наталья. — Живи. А то всё караулишь, следишь, контролируешь… Ты ж скоро в тень превратишься!​

​— Хватит, мама. Хватит! — Женька вскочила и убежала в дом. Света тоже поднялась.​

​— Я, наверное, пойду, Таню проведаю. Вы не переживайте, тетя Наташа. У вас всё–таки сегодня праздник, дочка родилась, красавица! Наладится всё, дайте срок!​

​Наталья Фёдоровна кивнула, тайком вытерла слезы…​

​Светлана проснулась от того, что где–то «кашлянул» мотором автомобиль, раскрылись железные ворота, зашуршали по гравию шины.​

​Женя стояла на крыльце и плакала. Ворота тяжело закрылись, звякнул магнитный замок. Славик покатил по проселочной дороге, прочь отсюда, к свободе, к шоссе. Скоро фары от его машины совсем исчезли в тумане. Туман плыл, вихрился, поднимаясь из оврага, разливался молочной пеной по лугу, обнимал стволы деревьев, неся с собой запах реки, ила, рыбы и остывающих сосен.​

​Женя поёжилась, кто–то накинул ей на плечи кофточку.​

​— А… Света, ты?.. — тихо–тихо проговорила Женька. — А я Славика прогнала…​

​Она не могла сказать «отпустила», это было слишком тяжело, это как признать свое поражение в тяжелейшей схватке, поднять белый флаг и уползти, зализывая раны.​

​— С днем рождения, Женя! Сегодня начинается твоя новая жизнь, и вот увидишь, она тебе понравится! Всё, прошлое закончилось, теперь не надо никого ловить, страдать и мучаться. Ты освободилась, понимаешь? — Света обняла Жеку за плечи, зарылась носом в её волосы.​

​— Ты думаешь, понравится? А вдруг нет? — по–детски испуганно сжалась Евгения.​

​— Да, я думаю, что понравится. Жень, а пойдем купаться? — хитро подмигнула подруге Света.​

​— Ты чего?! В темноте? Надо хоть купальники взять!​

​— Да ну тебя! Скучная ты! — отмахнулась Света, сбежала со ступеней, вышла за калитку.​

​— Постой! Погоди, я с тобой. Ну, Светка! Ну, тихоня! — ворчала Женя, топая за приятельницей.​

​— В тихом омуте, как говорится! — подмигнула Светлана…​

​Их купание видела только луна, тонким серпом повисшая над рекой, звезды, бесстыдно таращившиеся вниз, и Наталья Фёдоровна. Она стояла у окошка, караулила сон девочек, которые среди ночи решили вдруг улечься в одной комнате.​

​Наталья улыбнулась. Дочка у неё сегодня родилась. Сначала погибла, а потом снова родилась, восстала из пепла, милая, глупенькая Женя. И если Славику теперь всё придется начинать с начала, что–то строить, создавать, притираться, то Женя просто шагает вперед, а там — светлячки, рассвет и вода, как парное молоко… Там жизнь, полная событий и счастья. Непременно счастья, по–другому никак!​

​… От Элеоноры Яковлевны Светлана с дочкой съехали через месяц. Женя через знакомых помогла подруге найти другое жилье.​

​Тетя Эля плакала, уговаривала остаться, просила её навещать. Света кивнула. Будет навещать. Иногда. Возможно…​

Источник