«Не ваше дело, Тамара Сергеевна, как я провожу выходные» — твёрдо ответила Ольга, отстаивая своё право на личную жизнь и отдых

Сайт для Вас!

— Ну как, дорогая, отдыхаешь? А я с самого утра на ногах, дел невпроворот, а помощи рядом нет, — голос Тамары Сергеевны, раздавшийся сразу после звонка в дверь, ворвался в спокойную субботнюю атмосферу квартиры Ольги с такой же наглостью, как и сама хозяйка, едва та приоткрыла дверь. Свекровь, не дожидаясь приглашения, энергично вошла в прихожую, внимательно осматриваясь вокруг. Её взгляд, пристальный и оценивающий, пробежал по вешалке и задержался на домашней обуви Ольги, словно пытаясь обнаружить какой-то скрытый недостаток. Алексей был на работе, и Ольга собиралась наслаждаться редким утренним покоем с чашкой кофе и книгой. Эти планы явно пошли прахом.

— Добрый день, Тамара Сергеевна, — Ольга постаралась, чтобы её голос звучал дружелюбно, хотя внутри уже нарастало болезненное раздражение.

Посещения свекрови редко проходили просто так; чаще они напоминали ревизию с последующим вынесением осуждения. И обычно такой приговор оказывался для Ольги неутешительным.

— Здравствуй, здравствуй, раз ещё помнишь, — хмыкнула Тамара Сергеевна, шагая дальше, в гостиную. Она провела пальцем по поверхности журнального столика, затем с презрением взглянула на палец, хотя пыли там не было — Ольга только вчера делала уборку. — Думала, может, Алексей дома, а он, видимо, трудится, чтобы семью прокормить. А вот некоторые лишь отдыхают, в домашнем уюте день проводят.

Ольга сделала глубокий вдох, мысленно считая до десяти. Она знала, как свекровь предпочитает подступаться к разговору — с намёков и упрёков, медленно подводя к своей истинной претензии.

— Сегодня Алексей смену несёт, Тамара Сергеевна. А я… да, действительно отдыхаю. Всю неделю трудилась, заслужила, — её голос был спокоен, но в нём заметно прозвучала сталь.

— Право, конечно, имеешь, кто спорит, — Тамара Сергеевна присела в кресло, которое Алексей так любил, и заняла позу сурового судьи. — Только порядочные невестки и в выходные помнят о свекрови. У меня, к слову, окна после зимы такие грязные, самой трудно добраться. Ковры бы выбить не помешало, пылища стоит. А ведь как выходит — сын женился, думала, помощница в доме появится, опора на старости. А взамен вот так…

В душе Ольги закипали эмоции. Снова та же история. Она снова во всём виновата лишь потому, что не торопится тратить выходные на уборку квартиры свекрови.

— Тамара Сергеевна, у меня на эти выходные были собственные планы, — стараясь сохранить приличие, она продолжала.

— Планы? — свекровь выразительно подняла брови, её голос был полон искреннего изумления, словно Ольга призналась, что собралась на Луну. — Какие могут быть планы важнее поддержки матери твоего мужа? Той самой, что его воспитала, на ноги поставила? Я, помнится, когда замуж вышла, свекровь обще не перечила, во всём старалась угодить. А нынче молодёжь… ни стыда, ни совести.

Это стало невыносимо. Пракли и упрёки посыпались, оставляя Ольге мало шансов защищаться, да она и не намеревалась дальше оправдываться. Терпение, которое так тщательно культивировала перед визитами Тамары Сергеевны, лопнуло, словно натянутая струна.

— Не ваше дело, Тамара Сергеевна, как я провожу выходные! Воспитывайте своих детей, а я ваша невестка и самостоятельный человек! Сама разберусь!

Тамара Сергеевна на мгновение застыла от неожиданности. Её лицо вытянулось, глаза широко раскрылись. Ей явно не приходилось сталкиваться с такой дерзостью со стороны, по её мнению, тихой невестки. Но непонимание быстро сменила ярость.

— Ах так ты со старшими говоришь?! — вскрикнула она, её голос звенел от возмущения. — Ты будешь мне указывать, как жить и что делать? Я мать твоего мужа! Я жизнь дала ему! А ты… кто ты вообще? Пришла в готовый дом и ещё права качаешь!

— Я жена вашего сына, Тамара Сергеевна! И это мой дом! — Ольга больше не сдерживалась. Все накапливающиеся обиды, молчаливые упрёки и чувство вины, которые умело всаживали свекровь, выплеснулись наружу. — Я не позволю вам здесь командовать и диктовать мне жизнь! Я трудюсь не меньше Алексея, и посвящать выходные буду себе, как считаю нужным! Если нужна помощь в хозяйстве — наймите домработницу! Я не собираюсь становиться вашей служанкой!

— Я Алексею всё расскажу! Всё поведаю, какую змею он к себе пустил! — Тамара Сергеевна поднялась, её лицо покрылось пятнами красноты. Театрально приложила руку к груди. — Когда он узнает, как ты с его мамой обращаешься! Вот посмотрим, что тогда будешь петь! Неблагодарная! Эгоистка!

— Говорите, Тамара Сергеевна, — отрезала Ольга с каким-то странным даже злым удовлетворением, наконец успев высказать все обиды. — Рассказывайте, что хотите. А теперь, будьте любезны, покиньте мою квартиру. Не собираюсь больше выслушивать ваши претензии и участвовать в этом спектакле.

Свекровь, фыркая, бормотала что-то о неблагодарности нынешнего поколения и о том, что «раньше-то всё было иначе», направилась к выходу. На пороге обернулась, её взгляд был полон ядовитой злобы.

— Ты ещё пожалеешь об этом, девка! Ох, как пожалеешь! Мой сын такого не потерпит!

Ольга молча провожала её взглядом, пока дверь не захлопнулась за Тамарой Сергеевной. Залпы только начинались. И это было лишь начало.,Оставшись одна, Ольга долго стояла в центре гостиной, вслушиваясь в удаляющиеся шаги свекрови. Странно, но вместо ожидаемого облегчения она ощущала только пустоту и непривычную, тянущуюся тревогу. С одной стороны, она наконец-то дала отпор, высказала все накопившиеся у нее чувства, но с другой понимала, что это далеко не завершение истории. Тамара Сергеевна не из тех, кто быстро забывает обиды, особенно такие серьёзные, как неповиновение. И она обязательно реализует свою угрозу — расскажет о случившемся Алексею, изобразив всё в самом негативном свете.

Оставшаяся часть дня тянулась в мучительном ожидании. Ольга пыталась заняться домашними делами, читала книгу и включала фильм, но мысли постоянно возвращались к утреннему конфликту и предстоящему разговору с мужем. Она знала, какой Алексей человек — мягкий, порой даже слишком уступчивый, он всегда старался избегать ссор, особенно с матерью. Тамара Сергеевна умела тонко воздействовать на его чувство сыновнего долга, и зачастую для Алексея было легче уступить, чем вступать в споры.

Когда вечером в замке повернулся ключ, сердце Ольги невольно сжалось. Алексей вошёл домой, как обычно, уставший после работы, но что-то в его взгляде, в том, как медленно он снимал куртку и аккуратно повесил её, выдавало внутреннее напряжение. Было ясно, что с ним уже поговорили.

— Привет, — он попытался улыбнуться, но получилась натянутая и неуверенная улыбка.

— Привет, — ответила Ольга, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Ты устал? Будешь ужинать?

— Да, хотелось бы что-то перекусить, — он направился на кухню, и Ольга последовала за ним.

Пока она разогревала еду, Алексей молчал, сидя за столом и постукивая пальцами по поверхности, что всегда раздражало Ольгу, особенно в преддверии неприятного разговора.

— Звонила мама, — наконец произнёс он, когда Ольга поставила перед ним тарелку. Его голос был приглушённым, с оттенком вины. — Она сильно расстроилась. Плакала прямо в трубку.

Ольга присела напротив, положив руки на колени. Всё началось.

— Могу представить, что именно она тебе сказала, — сухо заметила она. — И в каких выражениях.

Алексей посмотрел на неё усталыми глазами, полными растерянности и глубокой обиды на мир за то, что ему постоянно приходится находиться между двумя ссорящимися сторонами.

— Оль, зачем сразу так резко? Она действительно переживает. Говорила, что ты чуть ли не выгнала её, накричала и заявила, что ей не место у тебя в доме…

— Ты считаешь, это неправда? — встречным взглядом ответила Ольга. — Я должна была вытерпеть, когда меня упрекают за то, что я в выходной не поехала мыть её квартиру? С улыбкой согласиться быть её бесплатной домработницей?

— Бесплатной, конечно, не совсем, — Алексей отвёл взгляд и стал ковырять вилкой в тарелке. — Но ты же знаешь маму. Ей просто нужно внимание. Ей кажется, что помощь — это проявление уважения. Может, ты была слишком резка?

— Резка? — усмехнулась Ольга, без капли веселья. — Алексей, она пришла без приглашения, с порога начала меня наставлять, критики сыпались одна за другой, а потом потребовала немедленно бросить свои дела и броситься к ней мыть окна. И это не первый раз. Это уже стало нормой. Я больше не собираюсь это терпеть. Я прямо сказала ей, что выходные — не её дело, и я сама решаю, как их провести.

Алексей вздохнул, явно разрываясь между пониманием Ольги и привычкой подчиняться матери, страхом расстроить её и своими слезами.

— Оль, пойми, она же мать. У неё такой характер. Может, стоило бы попробовать быть чуть мягче? Объяснить ей как-то по-другому?

— Объяснить что? — раздражение вновь поднималось в голосе Ольги. — Что у меня есть право отдыхать? Что я не её собственность? Алексей, я пыталась объяснять множество раз, и спокойно, и жёстко. Но она слышит только то, что хочет. Ей нужна покорная невестка, которая бежит по первому зову.

— Но она говорит, что ей тяжело одной, — Алексей продолжал оправдывать мать. — Ей нужна помощь.

— Если ей нужна помощь, пусть попросит нормально, а не требует и не шантажирует, — твёрдо ответила Ольга. — И потом, у неё есть сын. Ты. Почему я должна жертвовать своим единственным выходным? Ты ведь понимаешь, как я устаю после недели работы.

— Я тоже устаю, — тихо возразил Алексей. — Вот именно. Тогда почему твоя мама считает, что ей важнее мои выходные? Или твои? Почему ты не ездишь к ней каждый выходной убираться?,Алексей вновь глубоко вздохнул, на сей раз с явной тяжестью. Он провёл рукой по лбу, словно стремясь отпугнуть навязчивые мысли.

— Оль, я не желаю ссориться ни с тобой, ни с мамой. Может, ты… попробуешь ей позвонить? Скажешь, что погорячилась? Просто чтобы она немного успокоилась.

Ольга внимательно изучала мужа долгим взглядом. В его глазах читалась просьба, надежда побыстрее уладить конфликт, вернуть всё в привычное русло. Но она понимала, что всё уже не станет прежним. И уж тем более она не намеревалась извиняться за то, что отстояла своё право на уважение.

— Нет, Алексей, — твёрдо ответила она. — Я ей звонить не собираюсь. И извиняться мне не за что. Я выразила то, что должна была. Если она хочет нормальных отношений, пусть научится уважать меня и мою жизнь. А иначе… это её выбор.

На кухне повисла густая, напряжённая тишина. Алексей без слов допил ужин, потом поднялся и, не произнеся ни слова, ушёл в комнату. Ольга осталась за столом, ощущая, как между ними впервые, но очень заметно возникла трещина. Она осознавала, что буря, разразившаяся из-за Тамары Сергеевны, только начинает набирать обороты.

Утро воскресенья началось с давящей тишины. Алексей всячески избегал смотреть на Ольгу, а она, в свою очередь, не пыталась возобновить исключённый вчера разговор. Оба понимали, что тема далекая от окончания, что это лишь передышка перед новой бурей. И она не заставила себя долго ждать. К обеду, когда напряжение в доме стало практически ощутимым, раздался звонок в дверь. На пороге, с излишне приветливой улыбкой и корзиной под накрахмаленной салфеткой, стояла Тамара Сергеевна.

— Вот и я, голубчики! — протянула она, заходя в прихожую, не удосужившись дождаться, пока Алексей, открывший дверь, успеет что-то сказать. — Пирожков вам принесла, с капустой, как ты любишь, Алексей. Думаю, надо проведать вас после… вчерашнего.

Когда Ольга вышла на звук голоса свекрови, внутри у неё похолодело. «Проведать» оказалось кодовым словом. На самом деле Тамара Сергеевна пришла продолжать вчерашний спор, но уже в присутствии сына, на чью поддержку она явно рассчитывала.

— Здравствуйте, Тамара Сергеевна, — сдержанно произнесла Ольга, стараясь сделать голос нейтральным, но получалось, скорее, холодным.

— Здравствуй, Ольга, — ответила свекровь быстрым, оценивающим взглядом, полного всего, только не дружелюбия. — Ну что, Алексей, принимай подарочки. Я старательно с утра у плиты трудилась.

Несколько смущённый, Алексей взял корзину.

— Спасибо, мам. Проходи, чаю попьём.

Они переместились в гостиную. Тамара Сергеевна разместилась на диване, Ольга села в кресло напротив, а Алексей остался стоять, неловко перекатываясь с ноги на ногу, чувствуя приближение неизбежного.

— Как у вас дела? — начала свекровь, обращаясь преимущественно к сыну, но косо поглядывая на Ольгу. — Мир в семье? А то я вчера так волновалась, Алексей, ты себе не представляешь. Сердце билось как бешеное. Думала, не доживу до утра.

— Мам, ну перестань, — попытался остановить её Алексей, но Тамара Сергеевна уже втянулась в роль.

— Нет, сынок, надо! Ты должен знать, как твоя жена со мной разговаривает! Я пришла с доброй душой, с заботой, а она… Она меня, можно сказать, выставила! Громко сказала, что я ей никто, что не моё дело, как она живёт! Это нормально, Алексей? Разве так порядочные жёны обращаются со свекровями? Я всю жизнь для тебя старалось, сынок, ночами не спала, всё лучшее тебе отдавала, думала, женишься — и будет у меня дочка, помощница, а получила…

— Тамара Сергеевна, перестаньте, пожалуйста, устраивать этот спектакль! — не выдержала Ольга. Её спокойствие вмиг испарилось. — Никто вас не выгонял. Я лишь попросила вас не диктовать мне, как жить в моём доме, и не требовать то, чего я делать не собираюсь и не обязана!

— Ах, вот как! «В моём доме»! — передразнила её свекровь голосом с визгливым оттенком. — А то, что этот дом и твой муж тебе обеспечил, забыла? Ты пришла на готовое и ещё условия ставишь! Я его мать, и имею право приходить сюда, когда захочу, и говорить то, что считаю нужным!

— Мам, Ольга, перестаньте, пожалуйста, — вмешался наконец Алексей, с жалобным и неуверенным тоном. — Давайте не будем ссориться. Мам, может, Ольга вчера действительно была не в духе…

— Не в духе?! — Тамара Сергейевна переключила гнев на сына. — Да она просто хамка и невоспитанная! Она тебя от меня отдаляет, Алексей! Неужели не замечаешь? Раньше ты каждую субботу и воскресенье ко мне приезжал, звонил по десять раз на дню, а теперь что? Женился — и мама стала не нужна? Вторая тебе дороже стала?,— Почему ты это сюда приплела? — Ольга поднялась на ноги, ощущая, как внутри неё нарастает дрожь от несправедливых упрёков. — Никогда не ставила преград в общении Алексея с вами! Наоборот, я подчеркивала, что вы его мать, и он обязан вам помогать! Но это не означает, что я обязана становиться вашей тенью и забывать о себе!

— О 삶 своей она заботится! — пренебрежительно заметила Тамара Сергеевна. — А как же тот факт, что у твоего мужа есть мама, которая нуждается в помощи и заботе? Ты совсем о нём не думаешь! Я совсем не такой невестки ждала для своего сына! Мечтала увидеть рядом умную, хозяйственную девушку, а получила ленивую эгоистку, думающую только о себе!

— Я не ленивка! — воскликнула Ольга. — Я трудоустроена, Тамара Сергеевна! И зарабатываю не меньше, чем ваш сын! И не дам себя оскорблять! Вы постоянно вмешиваетесь в наши дела, постоянно недовольны, всё время предъявляете требования! Вам ничего не угодишь! Что бы я ни сделала — всегда что-то не так!

— Потому что ты просто не способна вести себя по-человечески! — не сгибалась свекровь. — Всё, что ты знаешь — это отстаивать свои права! А своих обязанностей у тебя как будто и нет? Жена должна угождать мужу, сохранять семью, уважать свекровь! А ты что?

Алексей стоял между ними, словно на грани, полностью растерянный. Он пытался что-то сказать, но слова задыхались в горле. Каждая попытка примирения встречалась обеими сдержанным неприятие другой стороны.

— Хватит! — вдруг резко вырвалось у него, он удивился собственной твердости. — Хватит, сказал! Не в силах больше это воспринимать! Вы обе мне дороги! Почему же вы не можете просто… просто поговорить нормально?

Однако эти слова утонули в очередном залпе взаимных обвинений. Тамара Сергеевна начала вспоминать все свои «жертвы», отданные ради благополучия сына, сопровождая их едкими упрёками в адрес невестки. Ольга же, в ответ, воскрешала в памяти все случаи её грубого вмешательства, обидных слов и необоснованных требований. Атмосфера в комнате накалилась до предела, казалось, её можно было резать ножом. Пирожки с капустой, ради которых якобы появился этот визит, так и остались нетронутыми в корзине, словно символом несостоявшегося примирения. Становилось ясно, что этот «семейный совет» не только не разрешил проблему, но и усугубил её, подняв конфликт на новую, ещё более режущую глубину.

— Так ты и молчать собрался, Алексей?! — голос Тамары Сергеевны поднялся практически до крика, и она уставилась на сына взглядом, наполненным трагизмом и скрытой радостью. — Ты допустишь, чтобы эта… эта женщина позволяла себе говорить так с твоей матерью? Ты здесь глава семьи или кто?! Я тебя растила, жизнь отдала тебе, а она пришла и всё разрушила! Настраивает тебя против меня, командует тобой! Не для этого я тебя воспитывала, чтобы какая-то выскочка тобой владела!

Ольга стояла, обхватив себя руками, внутри словно всё застыло. Слова свекрови уже не ранили так сильно, напротив, они превратились в монотонный злой шум, служивший фоном для её собственных горьких размышлений. Она посмотрела на Алексея, на его бледное, растерянное лицо, на то, как он тревожно переводил взгляд с неё на мать и обратно. Она ждала — ждала хоть какого-нибудь знака, хоть слова, что он всё ещё на её стороне, что он готов защитить её и их семью от этого бесконечного потока обид.

— Мама, ну зачем же так говорить, — наконец произнёс Алексей, но в его голосе не было той уверенности, на которую отчаянно надеялась Ольга. — Никто меня не настраивает. Ольга… она просто…

— Просто?! — не позволила ему договорить Тамара Сергеевна, настаивая. — Она тебе окончательно зазналась! Просто не ценит тебя, так же, как и меня! Алексей, тебе пора выбрать! Я больше не могу выносить такое унижение! Либо я, и ты останешься сыном, который любит и уважает свою мать, либо… либо эта особа, которая не уважает никого, кроме себя!

Последняя фраза прозвучала как ультиматум. В тягостной тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Тамары, Ольга увидела, как её муж медленно, но верно ломается. Он посмотрел сперва на мать, потом на неё. В его глазах сквозила мука, но также проглядывалось решение. Тот самый выбор, которого она боялась больше всего.

— Оль, — заговорил он тихо, почти умоляюще, избегая её взгляда, — мама ведь пожилая женщина. Может, тебе стоит… ну, просто попросить прощения? Ради спокойствия в семье. Тогда она успокоится, и всё станет как прежде.

Эти слова поразили Ольгу сильнее любого крика или обиды. «Ради мира в семье». Её личного мира. Её успокоения. Её достоинства. Всё это она должна была поставить на кон ради того, чтобы Тамара Сергеевна «успокоилась». Чтобы «всё было как раньше» — то есть чтобы свекровь инсечно вмешивалась в их жизнь, а она, Ольга, должна была терпеть молча. Она выпрямилась, чувствуя, как холод внутри наполнил её новым, резким осознанием. Она посмотрела на Алексея без боли и надежды, лишь с холодным, бесконечным презрением.

— Слушай, Алексей, — её голос прозвучал удивительно спокойно и ровно, хотя в этой ровности угадывалась стальная решимость. — Я когда-то думала, что выхожу замуж за настоящего мужчину. За человека, который станет моей опорой и защитой. Который будет уважать меня так же, как я — его. Видимо, я ошибалась сильно. Она обратилась к Тамаре Сергеевне, которая уже наслаждалась своей победой, её губы искривились в довольной улыбке. — Поздравляю, Тамара Сергеевна. Вы достигли своего. Вы вырастили идеального сына. Послушного, удобного. Который никогда не пойдёт против вас. Наслаждайтесь своей победой.

Алексей попытался что-то возразить, но Ольга подняла руку, не давая ему слова.

— Не надо, Алексей. Ты уже сказал всё своим молчанием и этим предложением. Теперь живите вдвоём, в вашей идеальной гармонии. Помогайте друг другу, убирайте квартиру, ковры выбивайте. А я в этом вашем семейном спектакле больше участия принимать не собираюсь. Мне достаточно.

Её слова прозвучали тихо, без крика, но падали в молчание комнаты, словно тяжелые, холодные камни, разрушая всё хрупкое, что ещё сохранялось между ними. Она повернулась и медленно направилась к выходу из гостиной, не оглядываясь. Не на спальню, чтобы собирать вещи, не на кухню, чтобы взять воды — просто ушла из этого пространства, пропитанного ложью, манипуляциями и предательством.

Тамара Сергеевна выкрикнула ей вслед что-то торжествующе-злобное, но Ольга уже не слышала. Алексей остался стоять посреди комнаты, смотря ей вслед с выражением растерянности, страха и, кажется, запоздалого понимания того, что произошло нечто необратимое. Мосты были сожжены окончательно и бесповоротно. В квартире воцарилась не тишина, а пустота — выжженная земля, на которой уже ничто не сможет прорасти…