Вечер выдался тихим. Я включила любимую передачу про путешествия, заварила чай с мятой и уже собиралась отдохнуть, когда в дверь позвонили. Открыв, я увидела своего зятя Андрея с коробкой торта в руках.
— Вера Павловна, добрый вечер! — он широко улыбнулся, демонстрируя идеальные зубы. — Решил заглянуть к вам на огонек. Можно?
Я растерянно кивнула. Андрей редко навещал меня один, без Лены, моей дочери. Что-то в его визите сразу показалось странным.
— Тортик любимый, с черносливом и грецкими орехами, — произнес он, проходя на кухню, будто был здесь хозяином. — Чайник поставите?
Пока я суетилась с посудой, он расположился за столом, непринужденно болтая о работе, о том, как Леночка устала последнее время. Я поддакивала, но внутри нарастало непонятное беспокойство.
— А еще я привез вам кое-что подписать, — как бы между прочим сказал Андрей, доставая из кожаной папки несколько листов. — Просто формальность, ничего серьезного.
— Что это? — я напряглась, разглядывая мелкий шрифт.
— Да обычные бумаги по квартире. Помните, мы говорили? — он подвинул мне листы и протянул ручку. — Чтобы вам не пришлось потом бегать по инстанциям. Мы с Леной всё за вас сделаем.
Что-то неприятно кольнуло под сердцем. Вроде бы я и не припоминала разговора о квартире.
— Я должна сначала прочитать, — проговорила я, отодвигая чашку.
Андрей на мгновение поджал губы, но тут же снова заулыбался.
— Конечно-конечно! Просто сейчас поздно, глаза устанут от мелкого шрифта. Это стандартная доверенность, всё как обычно. Я бы не привез что-то сомнительное своей любимой теще.
Его голос звучал мягко, убаюкивающе, но взгляд оставался цепким, оценивающим. Я не могла отделаться от мысли, что меня пытаются обвести вокруг пальца.
— Я всё-таки прочитаю, — я взяла бумаги, но не стала подписывать.
— Как скажете, — он откинулся на спинку стула, но я заметила, как на шее у него пульсировала венка. — Просто не хотелось бы затягивать с этим. Сами понимаете, бюрократические проволочки…
Андрей ушел через час, оставив недоеденный торт и папку с документами. Я не подписала ничего. И теперь, оставшись одна, смотрела на стопку бумаг и чувствовала, как тревога расползается внутри, словно чернильное пятно по белой скатерти.
Горькая правда
На следующий день я не находила себе места. Бумаги, оставленные Андреем, лежали на столе нетронутые, но будто жгли мне глаза своим присутствием. Это чувство, когда внутри всё сжимается от тревоги… Знаете такое?
Я набрала номер соседки. Тамара Ивановна, женщина строгая, но справедливая, когда-то работала в юридической конторе. Может, она разъяснит, что к чему.
— Загляну через часок, — пообещала она.
Ровно в два часа раздался звонок. Тамара Ивановна, подтянутая и серьезная, в строгом костюме, несмотря на выходной, присела за стол и надела очки.
— Ну-ка, покажи, что там у тебя за срочность такая, — она взяла бумаги и начала читать.
Я смотрела на ее лицо и холодела от ужаса. Сначала она просто хмурилась, потом стала покачивать головой, а к концу первой страницы её брови сошлись на переносице, образуя глубокую морщину.
— Это что за беспредел? — возмутилась она, перелистывая страницу. — Кто тебе это принес?
— Зять, — я присела рядом, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
— И ты чуть не подписала? — она положила бумаги и посмотрела на меня поверх очков. — Ты что, с ума сошла? Это же отказ от собственности. Ты в курсе, что здесь написано?
— Как отказ? — я не понимала. — Он говорил про доверенность…
— Доверенность? — усмехнулась соседка. — Да тут черным по белому: ты передаешь право распоряжаться квартирой зятю и дочери, а сама отказываешься от права собственности. Подпишешь — можешь на улицу выходить. Ещё и деньги останешься должна.
В комнате стало душно. Я открыла форточку, но это не помогло. Перед глазами всё плыло.
— Не может быть, — пробормотала я. — Зачем им это? Леночка бы знала…
— А ты в этом так уверена? — Тамара Ивановна сняла очки. — Эта бумага составлена юристом. Хорошим юристом. И стоит она недешево. Такие документы просто так не готовят.
Я смотрела на листы бумаги, а видела лицо Андрея, его улыбку, когда он подсовывал мне ручку. «Просто формальность», — вспомнились его слова. Как легко он это говорил. Как будто речь шла о подписи в открытке, а не о крыше над головой.
— Что же мне делать? — растерянно спросила я.
— Для начала — выпить валерьянки, — практично заметила Тамара Ивановна. — А потом поговорить с дочерью. Но эти бумаги… — она указала на документы, — никогда, слышишь, никогда не подписывай.
Когда она ушла, я долго сидела, глядя в окно. По стеклу барабанил дождь, а внутри меня что-то надломилось. Предательство? От родной дочери? Или это только зять?
Разговор с дочерью
Лена приехала на следующий день. Я позвонила рано утром, сказала, что нужно поговорить. Что-то важное. Она удивилась, но согласилась заехать после работы.
Весь день я металась по квартире. Руки не находили покоя – то посуду перемывала, то пироги затеяла. Лена любит с яблоками. Всегда любила, с детства. Может, за чаем, с пирогом, разговор будет не таким болезненным?
Знакомые шаги на лестнице. Звонок. Открываю – стоит моя девочка. Уставшая, волосы наспех собраны в хвост. Но всё равно красавица.
— Что случилось, мам? — с порога спросила она, скидывая плащ. — У меня совсем мало времени, Андрей ждёт.
— Пироги испекла, — я улыбнулась, стараясь говорить как обычно. — С яблоками, твои любимые.
— Мам, ты поэтому меня вызвала? — в её голосе прозвучало раздражение. — Могла бы просто пирог передать с Андреем, он же заезжал к тебе.
— Заезжал, — я поставила чайник и присела напротив. — Документы привозил. Ты знаешь, какие?
Что-то промелькнуло в её глазах. Тревога? Вина? Но она быстро отвела взгляд.
— А, эти, — она небрежно махнула рукой. — Обычные бумаги по перерасчёту коммуналки. Подписала?
— Нет, — я подвинула к ней папку. — Я их прочитала. И Тамара Ивановна прочитала.
Лена напряглась, на щеках выступили красные пятна.
— При чём здесь соседка? Это наши, семейные дела!
— В этих бумагах я отказываюсь от квартиры, — тихо сказала я. — Это правда?
Она вскочила, нервно поправляя волосы.
— Ты опять всё усложняешь! Андрей старается как лучше, а ты ищешь подвох! Это обычная доверенность, чтобы мы могли помогать тебе с делами. Ты же сама жаловалась, что устала бегать по инстанциям!
— Лена, — я взяла её за руку, — посмотри мне в глаза. Скажи честно — ты знаешь, что в этих бумагах?
Она выдернула руку и отвернулась к окну.
— Да всё ты придумываешь! Это ты вечно всем недовольна! Андрей пытается помочь, а ты устраиваешь допросы! Вот почему мы редко приезжаем — ты превращаешь каждую встречу в драму!
В её словах было столько несправедливости, что у меня перехватило дыхание. Моя девочка, моя Леночка… Неужели она настолько изменилась? Или я её никогда по-настоящему не знала?
— Пирог остывает, — только и смогла сказать я.
— Не до пирогов сейчас.
Она ушла, хлопнув дверью. А я осталась сидеть за столом, глядя на нетронутый пирог. Такая странная вещь — материнская любовь. Самое сильное и самое уязвимое чувство на свете.
Угроза
Звонок в дверь раздался в половине восьмого вечера. Я как раз закончила смотреть сериал и собиралась ложиться спать пораньше — последние дни вымотали меня до предела. Открыла, не спрашивая — думала, соседка забежала за солью или спичками.
На пороге стоял Андрей.
— Добрый вечер, — сказал он, проходя в квартиру без приглашения.
Что-то изменилось в нем. Не было ни торта, ни улыбки. Лицо казалось застывшей маской, а в глазах читалось что-то такое, от чего мне захотелось немедленно закрыть дверь.
— Лены нет с тобой? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— А зачем нам Лена? — он прошел на кухню и сел, закинув ногу на ногу. — Мы и вдвоем отлично побеседуем.
Он достал из внутреннего кармана пиджака знакомую папку и положил на стол.
— Я так понимаю, вы не хотите подписывать?
— Я не буду отказываться от своей квартиры, — как можно тверже сказала я, хотя внутри всё дрожало.
Андрей медленно поднялся. Вблизи он казался выше и шире в плечах. Он навис надо мной — я невольно отступила к стене.
— Послушайте, Вера Павловна, — его голос звучал тихо, но каждое слово будто вколачивалось в стену за моей спиной. — Не хочешь, чтобы начались проблемы? Подпиши документы. Без чтения, без разговоров. Просто подпиши.
— Что значит «проблемы»? — мой голос предательски дрогнул.
— Разные бывают проблемы, — он сделал еще шаг, сокращая расстояние между нами. — Может, коммунальные службы вдруг обнаружат нарушения. Может, соседи начнут жаловаться на шум. А может, здоровье пошатнется — в вашем возрасте это не редкость. Мало ли что может случиться с одинокой пожилой женщиной.
Я физически ощутила угрозу в его словах. Сердце заколотилось так, что казалось — оно вот-вот выскочит из груди.
— Убирайся из моего дома, — прошептала я.
— Подумайте, Вера Павловна, — он вдруг снова улыбнулся, но эта улыбка была страшнее любых угроз. — Мы можем по-хорошему, можем по-другому. Даю вам три дня. Потом за вами заедут, и мы отправимся к нотариусу. И я очень советую не рассказывать об этом разговоре Лене. Она… расстроится.
Он ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. А я так и стояла у стены, не в силах пошевелиться. Только когда часы пробили девять, я смогла дойти до дивана и рухнуть на него.
В голове крутилась одна мысль: «Что же делать? Что же мне теперь делать?» Я чувствовала себя загнанной в угол, одинокой и беззащитной. Неужели вот так просто можно отнять у человека всё — дом, покой, даже дочь?
Первый шаг
Дождь барабанил по крыше нотариальной конторы. Старый двухэтажный особняк с облупившейся лепниной — кажется, такие здания помнят еще довоенные времена. Я сидела в приёмной, сжимая в руках потёртую сумочку. Господи, как же трясутся руки! Прячу их под сумкой — не хочу, чтобы кто-то заметил моё состояние.
Ночь провела без сна. Перебирала фотографии, плакала, звонила Галке — подруге с института. Говорили долго. Она советовала обратиться к юристу. В пять утра решилась. Просто открыла справочник и нашла ближайшую нотариальную контору. Без рекомендаций, без подготовки.
— Проходите, — окликнула меня женщина в сером костюме.
Нотариус, Анна Викторовна, оказалась совсем не похожей на строгую чиновницу из моих представлений. Моложе меня лет на пятнадцать, с короткой стрижкой и яркой брошкой на лацкане. Она внимательно выслушала мой сбивчивый рассказ, не перебивая.
— Ваш зять — редкостная сволочь, — вдруг сказала она, когда я замолчала.
Я растерялась от такой прямоты.
— Простите за откровенность, — нотариус сняла очки, устало потерла переносицу. — Просто я каждую неделю вижу подобные истории. Старики, квартиры, родственники. Одно и то же. Вы хоть не подписали ничего?
— Нет, не успела.
— И слава богу! — она энергично кивнула. — Иначе пришлось бы уже в полицию обращаться.
— В полицию? — у меня екнуло сердце. — Нет-нет, только не это! Это же дочь моя…
— Эх, Вера Павловна, — Анна Викторовна вздохнула. — Знаете, что в нашей работе самое печальное? Что чаще всего людей обманывают именно близкие. Те, кому доверяешь больше всего.
Она начала рыться в ящиках стола, что-то бормоча себе под нос. Выудила какие-то бланки, старенький потрёпанный кодекс.
— Так, сейчас мы с вами сделаем вот что…
Почти час она составляла какие-то бумаги, задавала вопросы, что-то печатала на компьютере. Объясняла на своём юридическом языке, из которого я понимала едва ли половину. Но главное уловила — она знает, что делать, и выглядит уверенно.
— Заявление о том, что вы не собираетесь отчуждать недвижимость, — Анна Викторовна протянула мне листок. — Заверяем моей печатью. И выписка из ЕГРН — чтобы убедиться, что с вашей квартирой не происходит никаких манипуляций.
Я механически кивала, разглядывая бумаги. Ведь ещё неделю назад я и слова такого не знала — «отчуждать»…
— А ещё, — она посмотрела на меня поверх очков, — рекомендую сменить замки. И не оставлять запасные ключи у соседей. У ваших родственников наверняка есть копии.
Только когда нотариус поднялась и протянула мне руку для прощания, я поняла, что мы закончили.
— Вы всё делаете правильно, — сказала она. — И не бойтесь. Это ваша квартира, ваша жизнь и ваше право решать. Запомните это.
На улице дождь закончился, и на тротуаре блестели лужи. Мимо пробежала девочка лет шести, за ней неспешно шагала женщина — видимо, мама. Я вспомнила Лену такой же маленькой. Как она хваталась за мою руку и смотрела доверчиво снизу вверх. Давно это было. В другой жизни.
Каблуки стучали по мокрому асфальту. Тук-тук-тук. Как сердце. Впервые за долгое время я чувствовала себя живой. Испуганной, растерянной — но живой. Не тенью, чьи чувства и желания никого не интересуют.
Это был первый шаг. Маленький шажок пожилой женщины к самой себе.
Разговор начистоту
Стол был накрыт на троих. Я достала парадный сервиз — тот, который обычно берегла для особых случаев. Салфетки расправила, свечи зажгла. Пусть будет красиво. Возможно, это наш последний семейный ужин.
Приглашение на ужин удивило и Лену, и Андрея. Особенно после нашей последней встречи. Но они пришли — ровно в семь, как я просила.
— Ого, мам, ты расстаралась, — Лена оглядела стол. — Что-то случилось?
— Присаживайтесь, — я указала на стулья. — Разговор у нас будет серьезный.
Андрей бросил быстрый взгляд на жену, потом на меня. В его глазах мелькнуло беспокойство, но он быстро взял себя в руки.
— Выглядит аппетитно, — он потянулся к салату. — Вы превзошли себя, Вера Павловна.
— Не стоит притворяться, Андрей, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Я знаю, что в тех бумагах. Знаю про ваш план с моей квартирой. И про угрозы тоже знаю.
Лена растерянно посмотрела на мужа:
— Какие угрозы? О чем она говорит?
— Понятия не имею, — он пожал плечами, но как-то неестественно, натянуто. — Вера Павловна, вы себя хорошо чувствуете?
— Лучше, чем когда-либо, — я разлила чай по чашкам. — Я была у нотариуса. Заверила заявление о том, что не собираюсь отказываться от своей квартиры. И не буду подписывать никаких бумаг.
Андрей переменился в лице. Улыбка исчезла, глаза сузились.
— Вы не понимаете, что делаете, — процедил он сквозь зубы.
— Я прекрасно понимаю. А вот ты, Лена, понимаешь, что твой муж пытается сделать с твоей матерью?
— Мама, прекрати, — Лена нервно теребила салфетку. — Ты всё неправильно поняла. Мы хотели как лучше…
— Как лучше? — я горько усмехнулась. — Лишить меня жилья — это «как лучше»?
— Мы не собирались лишать тебя жилья! — Лена почти кричала. — Мы хотели… мы думали…
— Говорите правду, — я обвела взглядом обоих. — Не квартира вас интересует, а моя покорность. Моё молчаливое согласие со всем, что вы решите. Этого больше не будет.
Андрей отодвинул тарелку и поднялся:
— Пойдем, Лена. Здесь нам делать нечего.
— Сядь, — неожиданно резко сказала Лена. — Мама, что за бумаги тебе принес Андрей?
Я достала из буфета папку и протянула дочери:
— Вот, почитай. Внимательно. Особенно пункты пять и шесть.
Она читала долго. Андрей сидел, побелев от напряжения. Я видела, как пульсирует вена у него на виске.
— Это правда? — наконец спросила Лена, поднимая на мужа глаза, полные слез. — Ты хотел… выселить маму?
— Не выселить! — он стукнул кулаком по столу. — Просто переоформить квартиру. Нам нужны деньги! Ты же знаешь, сколько мы должны!
— Но не так же! — Лена отшвырнула бумаги. — Не обманом!
Они заговорили одновременно — громко, сбивчиво. Я смотрела на них и думала о том, как странно всё обернулось. Еще неделю назад я боялась их разозлить. А сегодня сижу спокойно и смотрю, как рушится карточный домик их лжи.
— Ты останешься? — спросила я дочь, когда Андрей хлопнул дверью и ушел.
— Нет, — она покачала головой. — Мне нужно подумать. Обо всем этом.
Скоро я осталась одна. Свечи догорали, освещая накрытый стол, к которому так никто и не притронулся.
Дорога к себе
Утро выдалось на удивление тихим. Обычно в это время уже гудели машины под окнами, кричали дети, спешащие в школу, хлопали двери подъезда. Но сегодня я слышала только тиканье часов на стене да свое дыхание.
Чай остывал в чашке. Я сидела у окна, глядя на просыпающийся двор. Странное чувство — одиночество пополам с облегчением. Будто тяжелый рюкзак сняла с плеч после долгого пути.
Лена не звонила уже три дня. Я тоже не набирала ее номер. Что говорить? Все слова были сказаны в тот вечер. Теперь нам обеим нужно было время, чтобы осмыслить произошедшее.
Входная дверь хранила следы вчерашней работы — новый замок поблескивал свежей краской. Тамара Ивановна настояла на этой мере предосторожности.
— Мало ли что взбредет в голову твоему зятьку, — сказала она, вызывая мастера. — Лучше перестраховаться.
Я не спорила. После того разговора за ужином что-то сломалось внутри — и одновременно что-то окрепло. Как будто мягкая глина затвердела, став прочной керамикой.
Собранный чемодан стоял в прихожей. Старенький, потертый, с наклейками еще с тех времен, когда мы с мужем ездили на море. Путевка в санаторий лежала на тумбочке — подарок от той же Тамары Ивановны.
— Тебе нужно отдохнуть от всего этого, — безапелляционно заявила она, протягивая конверт с документами. — Две недели у моря, и жизнь снова заиграет красками.
Телефон зазвонил неожиданно, нарушив утреннюю тишину. Я вздрогнула — не люблю резких звуков. На экране высветилось имя дочери.
— Мама, — ее голос звучал непривычно тихо. — Можно к тебе заехать? Поговорить надо.
— Я уезжаю, Лена, — ответила я, глядя на чемодан. — В санаторий. На две недели.
Пауза на том конце была такой длинной, что я подумала — связь прервалась.
— Подожди, я скоро буду, — наконец сказала она.
— Лена…
— Пожалуйста, мама. Мне нужно тебя увидеть. Перед отъездом.
Она приехала через час. Без макияжа, с покрасневшими глазами. Села на кухне, обхватив чашку с чаем обеими руками, будто пытаясь согреться.
— Мы с Андреем расстаемся, — сказала она, глядя в чашку, а не на меня. — Я подала на развод.
Я молчала. Что тут скажешь? «Я рада»? «Мне жаль»? Ни то, ни другое не было бы правдой.
— Он давно изменился, — продолжала Лена. — А я не хотела замечать. Или боялась. Не знаю.
— А квартира? — тихо спросила я. — Это была его идея?
Она наконец подняла глаза:
— Наша. Общая. Мы в долгах, мама. Кредиты, ипотека… Я думала, это временно, что мы вернем тебе всё потом. Обманывала себя.
Я обняла ее, чувствуя, как подрагивают ее плечи. Моя девочка. Такая взрослая и такая потерянная.
— Поезжай в санаторий, — шепнула она мне в плечо. — Отдохни. А когда вернешься, мы всё обсудим. Начнем заново. По-честному.
Такси приехало вовремя. Водитель помог загрузить чемодан, и вот уже знакомые дворы поплыли за окном.
Я думала о дочери, о прожитых годах, о той тропинке, что привела меня сюда. О страхе, который превратился в силу. О молчании, которое стало голосом.
Санаторий ждал. Впереди было море, солнце, незнакомые люди и новые разговоры. Маленькая передышка перед возвращением в изменившуюся жизнь.
А еще я думала о том, как важно иногда просто сказать «нет». Отказаться подписывать то, что тебе пытаются навязать. Даже если это делают близкие люди. Особенно если это делают близкие люди.
Машина выехала на трассу. Я смотрела вперед, и лицо мое было спокойным, усталым, но твердым. Я выбрала себя. И это оказалось не так страшно, как я думала.
Астролог Анжела Перл предсказывает Львам противоречивый конец весны. Двойка Жезлов символизирует стремление к расширению: желание…
Пятнадцать лет вместе — и лишь чайник с воспоминаниями остался.
Известный астролог Тамара Глоба делится удивительным прогнозом для представителей знака Водолей: 1 мая станет для…
Теперь у меня есть шанс заново вдыхать жизнь и быть собой.
Каждый выбор меняет что-то в душе, но осознать это — самое трудное.
Что будет, когда доверие трещит по швам?