Maльчuk, koторый жuл пoд kpoватью

— Не кричи на меня при ребенке!

— Это я кричу? Я просто говорю тебе о том, что ты – не мужик! А ты сразу в кусты, смотри не заплачь от обиды.

— Я не заплачу, только одно хочу понять, чего ты добиваешься!

— Добиваюсь того, чтобы в доме наконец нормальный мужик появился. Который гвоздь в стену вобьет, который кран протекающий починит, в шкафу петли смажет, чтобы дверь не скрипела! Ты можешь хотя бы такие банальные вещи делать без напоминаний?

Эта ссора казалась бесконечно долгой.

Чтобы не слышать криков родителей, восьмилетний Никита спрятался в своей комнате под кроватью и зажал уши руками. Конечно, так было меньше слышно, как орут мать с отцом друг на друга, но все равно до мальчика долетали отдельные слова. Слова, наполненные гневом, ненавистью друг к другу, усталостью и нежеланием продолжать конструктивный диалог.

Даже восьмилетка понимал это.

— Ты чего под кровать залез? — из грустных раздумий Никиту вывела мать своим вопросом.
Ее удивленное лицо смотрело на него, как будто несколько минут назад и не было вовсе криков и претензий.

— Просто так, — соврал Никита, вылезая, — Играл.
— Никита! — с осуждением сказала Наталья Олеговна. — Ты весь в пыли! Теперь придется вещи стирать! А кто-то до сих пор не установил стиральную машинку так, чтобы она ходуном не ходила при каждой стирке.

Последние слова снова были адресованы хозяину дома, и Никита едва поборол в себе желание снова забиться под кровать и не слышать того, что творилось в доме Орлянских в последние несколько месяцев.

Мать с отцом ругались бесконечно. Стоило им встретиться, как тут же начинались перепалки, оба предъявляли друг другу какие-то несерьезные претензии, разговаривали на повышенных тонах и обвиняли друг друга во всех смертных грехах.

Сына они не стеснялись, порой такие словечки вырывались из уст отца и матери, что у Никиты сердце в пятки уходило.

Но еще тяжелее мальчик переносил молчание. Наталья Олеговна и Борис Николаевич могли молчать целыми днями, не обмениваясь друг с другом ни словом, и это молчание было похоже на огромную глыбу снега, нависавшую с крыши и грозившую сорваться вниз в любой момент.

Порой Никите казалось, что это и есть обычная жизнь обычной семьи. За последние месяцы он так привык к накаленной атмосфере в доме, что, оказавшись в гостях у приятеля, был неприятно поражен тому, что бывает по-другому.

Оказывается, можно тихо и мирно пить чай всей семьей, смеяться при просмотре передачи или фильма, обсуждать какие-то мелочи, просто разговаривать тихим и спокойным голосом.

Родители его друга Гришки вели себя совершенно иначе, чем вели себя Орлянские, чей дом буквально пропитался ненавистью и отвращением друг к другу.

— Что, твои опять поссорились? — спросил у Никиты Гриша, когда его приятель через пару дней опять явился к нему с ночевкой.
— С чего ты взял? — удивился Никита, а сам почувствовал, как заливается густой краской.
— Да они так орут, что через этаж слышно. Может быть, разведутся даже.
Теперь Никита побледнел. Нет, ему не хотелось, чтобы родители расставались, они были для него самыми близкими и дорогими людьми, а жить порознь не входило в его планы. Это просто период в жизни такой, скоро снова все наладится, и будут мама с папой смотреть друг на друга точно также, как смотрели друг на друга родители Гришки Стрельцова.

— Не разведутся, — буркнул Никита, а Гриша, который был старше своего друга на «целых» три года, с умным видом посмотрел на него и пожал плечами.

— Просто у меня тетка так с мужем развелась. Ссорились, ругались, он ее даже ударил один раз.
— Папа маму не ударит, — тут же ответил Никита, — Он не такой.

На следующий день все снова повторилось. Мать вернулась домой в плохом расположении духа, опять придралась к мужу из-за грязной посуды, сложенной в раковине, снова начались крики и разборки.

Никита привычно забился под кровать, там уже даже пыль не успевала собираться, настолько частым гостем стал там мальчик.

А через два дня он заболел. Першило в горле, ломило косточки, сил подняться с постели не было. Наталья Олеговна, взволнованная и озабоченная, трогала сына за лоб и постоянно спрашивала о том, что у него болит.

«Душа болит!» — хотелось выкрикнуть Никите, но он промолчал.

Температура никак не хотела сбиваться, и на следующий день его увезли в больницу. Поначалу было тяжело, и морально, и физически, но уже через пару дней Никита освоился, подружился с ребятами со своей палаты и из соседней, начались веселые гонки, общение, ссоры и примирения.

За те десять дней, что Никита провел в больнице, он полностью восстановился.

Возвращаться домой не хотелось, ведь там его снова ждали крики, скандалы, гробовое молчание и сидение под кроватью, где, наверняка, за время его отсутствия снова скопилась пыль.

Из больницы Никиту забирал Борис Николаевич.

— А где мама? — сразу спросил Никита, обеспокоенно крутя головой по сторонам.
Отец промолчал, усадил сына в машину, потом тронулся с места. По пути рассказывал о том, что у бабушки Лиды кошка родила троих котят, что на выходных они поедут к ней, а Никита сможет выбрать себе котенка – он ведь давно его хотел!

— Где мама? — снова повторил Никита.
Еще пару дней назад мама приходила к нему в больницу, приносила фрукты, гладила по голове и выглядела такой счастливой, такой одухотворенной, какой мальчик ее и вспомнить не мог.

Войдя в квартиру, Никита сразу же обратил внимание на то, что в прихожей нет маминой обуви. Ни туфель, ни комнатных тапочек, даже пальто маминого не было, а еще на трюмо не стояли ее губные помады и бутыльки с духами.

— Сынок, — отец присел на пуфик и взял руки Никиты в свои, — Ты у нас взрослый парень, ты все поймешь…
— Вы развелись, да?
Борис Николаевич грустно усмехнулся:

— Пока нет, так быстро не разводят. Но да, мы с твоей мамой больше не живем вместе. Мама ушла.

— Где она сейчас? — дрогнувшим голосом спросил Никита.
— Сейчас она в больнице, — ответил отец, а потом сразу же спохватился и потрепал сына по плечу, — Нет, с ней все в порядке. Мама лежит на сохранении. Она беременна.
Лицо Никиты прояснилось:

— У меня будет брат?
Отец улыбнулся:

— Или сестра. Я не знаю. Понимаешь, сынок, мама ждет ребенка не от меня, от другого мужчины. У них давно уже все серьезно, а вот теперь мы наконец приняли решение расстаться. Так будет лучше для нас всех. Мы устали от ссор, ругани, постоянной недоговоренности.
Никита молча кивнул.

А я? — спросил он. — Что будет со мной?
Борис Николаевич снова взял руки сына в свои.

— Теперь все будет хорошо. Будем жить вместе с тобой, с мамой ты будешь видеться, когда захочешь.
Никита кивнул. Теперь в доме будет тихо, никто не станет кричать, бить посуду, обзываться. И под кроватью не будет нужды сидеть. А еще у него будет брат или сестра! Надо же.

Вечером они с отцом поужинали, потом вместе помыли посуду. Сели смотреть по телевизору фильм, настоящий боевик, и Борис Николаевич был спокоен и вместе с сыном вел себя точно также, как давным-давно, когда в доме Орлянских было спокойствие и семейное благополучие.

С мамой Никита увиделся на следующий день.

Приехал к ней в больницу с букетом цветов, увидел улыбку на ее лице. Такой улыбки мальчик не помнил давно, у него вообще в последнее время было ощущение того, что Наталья Олеговна совсем разучилась улыбаться.

— Сынок! Прости меня, милый! — она прижала к себе сына и поцеловала в макушку. — Не сердись на меня и не обижайся.
— Я и не собирался, — Никита смущенно посмотрел на мать, — я уже взрослый.
Наталья Олеговна улыбнулась.

— Как дела дома?
Никита приободрился и кивнул:

— Все хорошо, мы с папой справляемся. Кота завели, назвали Джеком.
Мама снова улыбнулась:

— Ты совсем взрослый у меня! Настоящий мужчина! Будешь примером для своего брата или сестры.

Никита уходил от матери счастливым. В машине его ждал отец. Он едва заметно махнул Никите рукой, так как обычно машут настоящие мужчины своим ровесникам.

Наконец пришло время взрослеть по-настоящему, пусть даже «мужчине» должно было исполниться всего девять лет…

Источник