«Ладно, мам» — ответила дочь и исчезла, оставив пенсионерку без внука и поддержки

Я пенсионерка. И вот теперь, когда у меня нет возможности больше помогать деньгами, похоже, что я стала ненужной даже для собственной дочери.

Она перестала приглашать меня в гости и сама не приходит, а внука я не видела уже целый год. Тяжело принимать, что, возможно, всю жизнь для неё я была всего лишь источником денег. Хотя я отдавала ей всё, чего сама была лишена в молодости.

Я начала работать с раннего возраста, практически сразу после рождения дочери — одна, без мужа. Отец ребёнка исчез, узнав о беременности. Он сказал, что не готов нести ответственность, и пропал. А я осталась одна с малышкой на руках.

Работала не покладая рук — на трёх работах одновременно, по ночам мыла полы, днём шила на заказ. Позже поехала за границу. Трудилась без передышки, лишь бы моя Тамара ни в чём не испытывала нужды.

В четыре года ей я уехала в Германию. Провела там пять лет, почти не приезжая домой, но каждый месяц отправляла деньги — не только на питание и одежду, но и на ремонт квартиры бабушки, где она жила. Очень скучала, но понимала — нужно выдержать.

Вернулась домой, когда дочери исполнилось девять лет. Надеялась, что сможем наверстать упущенное и стать ближе друг к другу — ведь всё это я делала ради неё.

Начали проводить вместе больше времени: я водила её на занятия в кружки, помогала с домашними заданиями, радовалась её отличным оценкам. Казалось, у нас наладились приличные отношения. Однако теперь понимаю — это было заблуждение.

Когда дочери исполнилось двадцать три, она вышла замуж. Уже к тому времени у неё появилась своя маленькая квартира-двушка — я оформила её на неё, когда она ещё училась в школе. После свадьбы молодая семья переехала туда.

Зять, откровенно говоря, не отличался трудолюбием. Деньги постоянно были в дефиците. И я продолжала поддерживать их — регулярно отправляла деньги, закупала продукты, покупала одежду и лекарства.

Когда родился внук, расходы значительно возросли. Всё ради малыша — коляска, кроватка, подгузники. Родители зятя вообще отказывались помогать: «Рожали своих детей — сами справляйтесь».

Но я не могла оставаться в стороне. Оказывала помощь как финансово, так и морально. Часто приезжала в их дом, они же навещали меня. Зять, правда, недовольно бурчал, но открыто не высказывал своих претензий.

Я тоже не вмешивалась с советами — не хотела разрушать их семью. Это был её выбор.,Прошли годы. Дочь вернулась к работе после декретного отпуска.

Внука отправили в детский сад, однако я продолжала помогать — оплачивала секции, дарила подарки, подбрасывала деньги на повседневные нужды.

Потом наступил кризис. Меня уволили. Я осознала, что больше не справлюсь: возраст, здоровье, усталость брали своё. Оформила пенсию и честно сказала дочери: теперь финансовой помощи не будет, но готова поддерживать иначе — забирая внука из сада и присматривая за ним.

«Ладно, мам», — ответила она… и исчезла.

С тех пор ни звонков, ни визитов. На мои сообщения отвечает сдержанно, словно из вежливости. Порой присылает голосовое на праздники. Прошёл год. За это время я ни разу не видела внука — ни в день рождения, ни на утреннике, ни просто так.

Я пыталась сама приходить. Стояла у дверей с тортом или новой книгой для Игоря. Дверь открывали, ворчали: «Мы сейчас заняты» или «Попозже».

Не захлопывали дверь, но и не приглашали войти. Дочь не грубила — лишь всем видом давала понять, что моё присутствие нежелательно.,Теперь стало понятно — меня ценили лишь до тех пор, пока я могла обеспечивать их.

А сейчас… будто меня и вовсе не существует. Моё присутствие, кажется, вызывает у них дискомфорт. Как будто я напоминаю о тех временах зависимости. И когда они наконец стали самостоятельными, пытаются вычеркнуть эти годы из памяти.

Один вопрос не отпускает: на каком этапе я допустила ошибку? Я действительно любила, старалась, жила ради них. Возможно, слишком много отдавалась? Или, наоборот, требовала чересчур мало?

Я по-прежнему люблю Тамару и Игоря. Но в моём доме теперь царит мёртвая тишина. А сердце разбито на сотни осколков…