Hukoму He 0тдaм

Отчим их не обижал. По крайней мере, куском хлеба не попрекал, из-за учебы не ругался, только когда Аня возвращалась позже положенного, мог накричать.

— Я обещал твоей матери, что присмотрю за тобой! – орал он в ответ на неуверенные Анины возражения о том, что она, вообще-то, уже совершеннолетняя. – И мне лучше знать, что тебе можно делать, а что нет! Ишь, совершеннолетняя она! Думаешь, аттестат получила и все можно? Да ты на работу нормальную сначала устройся, а потом взрослую из себя строй!

Потом, немного остыв, он говорил уже спокойней.

— Ведь бросит он тебя, что я, не видел, что за парень тебя привозит? Машина дорогая, личико смазливое, зачем ему такая простушка, как ты, Анька? Будешь потом реветь, помяни мое слово.

Аня отчиму не верила. Да, Олег был красивым и учился на третьем курсе института, на платном, правда, так и она бы не отказалась на платном учиться. По конкурсу Аня не прошла, в колледже ей не понравилось, и сейчас она то листовки раздавала, то газеты разносила, а в основном к экзаменам на следующий год готовилась. Так она с Олегом и познакомилась – протянула ему листовку, а он взял одну, потом другую, третью и сказал:

— Девушка, давайте так – я беру у вас все листовки, а вы идете с нами в кафе?

Непонятно что тогда на Аню нашло, но она согласилась. Уже наученная опытом, листовки в этой районе не стала выбрасывать, затолкала их в рюкзак и потом на обратном пути в мусоропровод отправила, когда из кафе шла.

В кафе Олег ее с друзьями своими познакомил, угощал пиццей и мороженым. Они с сестрой такую вкусноту обычно только на дни рождения и ели – денег у них особо не было, а пенсию отчим не разрешал тратить, говорил, что пусть лежит на черный день, если с ним что случится.

На самом деле зарплата у него нормальная была, но половину он тратил на машину, которая вечно ломалась, а половину проигрывал. Аня не жаловалась – спасибо, что он их с Алёной из дома не выгнал, квартира-то его была, мамину пришлось продать, когда она заболела. Конечно, хотелось и шоколадок, и пиццы, и газировки сладкой, но если что такое и перепадало, Аня сестренке все отдавала. Она и у Олега в кафе спросила – можно ей кусочек пиццы с собой взять, для сестры? Он тогда так на нее посмотрел, удивленно. А потом купил ей с собой целый круг пиццы и большую шоколадку с орехами.

Напрасно отчим думал, что Олег ее обидит. Он добрый был. И Аня рядом с ним остро понимала свою несостоятельность, стала еще старательней готовиться к экзаменам, на нормальную работу устроилась – в магазин кассиршей. Там деньги хорошие платили, и она смогла купить себе и джинсы приличные, и прическу в настоящей парикмахерской сделать, чтобы Олег ею гордился.

Когда он позвал ее на дачу, Аня сразу поняла, что там случится, но совсем не испугалась – не маленькая же она. Тем более, и он ее любит, и она его любит. Сначала, правда, она переживала, что отчим не отпустит, но тот и сам стал поздно домой возвращаться, а то и вообще не приходил. Аня знала, где он ночует – у тети Любы, медсестры с их участка, он давно ей улыбался, но та не особо-то хотела связываться с мужчиной, у которого две девчонки от первого брака, даже сама замужем побывать успела, но развелась, и тут уж не устояла перед его неуклюжими ухаживаниями.

В общем, это ей пошло на руку, правда, Алёна ревела, когда узнала, что одна будет ночевать, но Аня ей шоколадку купила, чипсы и газировку, и та смирилась со своей участью.

То, что она беременна, Аня узнала поздно. Цикл у нее вечно неровный был, да и не особо она за ним следила, никто ее этому не учил. Это вторая кассирша, Вероника Матвеевна, спросила в шутку:

— Ты чего вся светишься, округлилась – не беременная ли часом?

Посмеяться посмеялись, а вечером Аня купила тест. Когда увидела две полоски, сначала не поверила – нет, этого просто не может быть!

Олег не обрадовался. Сказал, что это все не вовремя и сунул ей денег на врача. Аня проплакала ночь и пошла. Но оказалось, что поздно уже – шестнадцать недель. Получается, на даче тогда все и случилось, а она-то думала, что в первый раз вообще нельзя забеременеть.

Какое-то время удавалось скрывать все от отчима, но живот рос как на дрожжах. Пришлось признаваться.

Как же он кричал!

— И где парень твой? Жениться на тебе собирается?

Аня опустила глаза. Олега она уже месяц не видела, как он узнал, что ребенка придется оставить, так и пропал.

— Понятно, – протянул отчим. – Я же предупреждал тебя, Аня…

Он не сразу сказал, наверное, с тетей Любой посоветовался.

— Раз уж так вышло – рожай. Но придется тебе его в роддоме оставить, мне лишний рот ни к чему. Тут такое дело… Женюсь я, Анька. Люба тоже беременная. Двойня у нас будет. Сама понимаешь, трое младенцев в одном доме – это перебор.

— А она что, здесь жить будет? – удивилась Аня.

— Ну а где? Она же жена моя теперь будет, где ей еще жить?

Казалось, что это он так шутит. Но отчим не шутил. Каждый день говорил об этом и обещал выгнать их с сестрой обеих из дома, если притащится сюда с ребенком. Аня понимала, что он не свои слова сейчас говорит, что он повторяет то, что ему тетя Люба внушает. Но дело это не меняло – она не могла оставить ребенка.

— Не переживай, – сказала тетя Люба. – Такие младенцы нарасхват, его быстро усыновят, и будут любить как своего.

Аня плакала, звонила Олегу, пыталась придумать, где им жить с сестрой и младенцем, но придумать не могла. И тут в один из дней Вероника Матвеевна сказала, кивнув на супружескую пару:

— Надо же, столько лет прошло, а они все в черном ходят. Всю жизнь горю посвятить, ну я не знаю… Родили бы еще одного ребенка. Или усыновили.

Эту пару Аня часто видела — и вместе, и по отдельности. Оба они были вежливые, с приятными лицами, разве что немного грустными, но понятия не имела, что у них произошло.

— У них дочка разбилась, помнишь, громкая история была – газель с детьми разбилась? Ездили на экскурсию в другой город, водитель заснул, кажется. Он погиб да девочка эта, так жалко. А люди хорошие такие – он врач, она английский преподает. Я жила раньше по соседству, когда замужем была. Ну, дело прошлое… Я к ним приходила тогда, все приходили – несли ей ангелочков. Представляешь, дочка их купила ангелочка, статуэтку, на экскурсии этой, и в руке ее держала. Еле достали. Не знаю, кто первый додумался ей ангелочка принести, а потом уже многие приносили. Я боялась, что ей хуже от этого будет, но нет – кажется, ей это только помогает.

Это Аня в каком-то фильме увидела, как девушка своего ребенка отдавала супружеской паре, которая не могла иметь детей. Понятно, что эти могли, да и, скорее всего, вовсе не хотели ребенка, но почему-то Аня все время о них думала. Она была уже на восьмом месяце, но все еще работала, не хотела место потерять, и тут как раз пара эта на ее кассе стояла, и мужчина спросил:

— Милая девушка, а вам не пора в декрет? Еще родите тут на кассе.

Аня не жаловалась, но на самом деле ей было тяжело работать – спина болела ужасно, изжога мучила, ноги к концу дня отекали. Но никто ни разу не спросил, как она, только врач на участке ругалась, но это не считается. Эта забота показалась ей такой трогательной, что глаза тут же на мокром месте оказались – такое с ней постоянно в последнее время бывало.

А потом, дня через два, когда она после смены шла домой с пакетом – продуктов с зарплаты купила, ее обогнал этот мужчина и предложил помочь. Аня почувствовала себя неловко, но в то же время ей было приятно. А еще она подумала, что он хороший человек.

Ангелочка она увидела в витрине магазина, на распродаже – лето в разгаре было, видимо, они не пользовались особой популярностью. И Аня, поддавшись порыву, купила, а потом спросила у Вероники Матвеевны адрес и пошла.

Уже когда нажала на звонок, испугалась – вдруг это будет неуместно, ведь столько лет прошло? Вряд ли кто-то сейчас им их несет.

Дверь ей открыла женщина. Кажется, сразу узнала, потому что брови удивленно приподнялись. Аня поспешно разжала ладонь и протянула ей фигурку, вжав голову в плечи – она ожидала, что та сейчас в лучшем случае захлопнет дверь перед ее носом, а в худшем случае накричит.

Но не случилось ни того ни другого. Женщина взяла ангелочка, улыбнулась и сказала:

— Проходи. Чаю хочешь?

За чаем она спокойно рассказала Ане их историю, которую та уже слышала от Вероники Матвеевны, но из уст этой женщины все звучало больнее и жестче.

— А почему вы не родили еще? – чуть ли не шепотом спросила Аня.

— У меня тяжелые роды были. Пришлось матку удалить. Больше я родить не могла.

Стало неловко – какое она имеет право лезть в чужую жизнь? Очень хотелось спросить про усыновление, но язык будто онемел.

— Мы думали усыновить, – сказала женщина, словно услышала ее мысли. – Даже школу усыновителей прошли. Но в последний момент я не смогла. Попросила у дочки – дай мне знак. Но ничего не произошло, абсолютно ничего.

Именно в этот момент в комнате послышался звон, словно стакан упал на пол и разбился. Женщина вздрогнула, Аня растерянно посмотрела в ту сторону – она думала, что в квартире никого нет.

Обе они поднялись и прошли в зал. Аня боялась, что там будет что-то вроде склепа – темно, повсюду свечи и фотографии. Но нет, фотография была только одна, комната светлая и никаких свечей. Только фигурки ангелочков. Одна из них лежала на полу, разбитая. Женщина подняла кусочки фарфора и долго их рассматривала. Потом странным голосом произнесла:

— Эта та самая статуэтка. Ее.

Щеки у Ани запылали. Что это, если не знак?

Девочку она родила в срок. К тому времени тетя Люба давно жила у них в квартире и тоже родила, раньше срока. Дети еще лежали в больнице, но их вот-вот должны были выписать, уже и кроватки купили – две беленькие, красивые, с кокосовыми матрасами. Ее ребенку никто и не думал ничего покупать, она должна была оставить его в больнице. Алёна разве что по вечерам шепотом спрашивала:

— А нельзя ее где-нибудь прятать? Ну, чтобы они не узнали, что она тут, твоя девочка. Я буду тебе помогать.

От этих слов Ане хотелось плакать, но при сестре она сдерживала себя.

Содержание записки Аня продумала заранее. Написала, что не может оставить себе ребенка, и что он здоровый, они могут не беспокоиться. А еще напомнила про знак – упавшую статуэтку. В конверт она вложила деньги — всю свою накопленную пенсию. Этого должно было хватить, они же хорошие люди.

Из больницы выписывали утром, но подкидывать ребенка посреди белого дня было страшно. Она целый день просидела в торговом центре, хотя сидеть было тяжело, и голова кружилась. Но главной была ее девочка, которой нужно найти любящих родителей.

Когда торговый центр закрылся, Аня еще час сидела на лавочке, хорошо, что было тепло. Только когда на город опустились сумерки, она решилась войти в подъезд, проскользнула, когда мужчина с собакой выходил на вечернюю прогулку.

Дочку она носила в переноске, купила ее на свои деньги и попросила Веронику Матвеевну принести на выписку. Та лишних вопросов не задавала. И вот сейчас, поставив переноску так, чтобы ее не задела дверь, Аня сунула под одеяло конверт с запиской и деньгами и уже собралась позвонить в дверь и убежать, как тут же она открылась. На пороге стоял мужчина, отец погибшей девочки.

— Ты что здесь возишься?

Аня даже подпрыгнула от испуга.

Тут он заметил переноску.

— Это что?

Слезы потекли сами собой. И Аня рассказала все – про Олега, который ее бросил, про отчима, который и так содержал их с сестрой уже семь лет, а теперь женился, и у него родились двойняшки, про тетю Любу, которая придумала, что Аня напишет отказную в роддоме.

Он выслушал ее внимательно, после чего сказал:

— Галя уже спит, не хочу ее беспокоить. Утром поговорим. Пошли, я постелю тебе в зале.

Спать в комнате с десятками ангелочков было странно. Но Аня уснула почти сразу, крепко прижав дочку к груди.

Проснулась она оттого, что почувствовала пустоту. Дочки не было. И в этот момент она поняла, что не сможет с ней расстаться. Никогда не сможет. Захотелось побежать, найти, забрать ее…

Она подскочила, но не успела сделать и шагу, как в комнату вошла Галина. В руках у нее была девочка.

— Держи, – улыбнулась она. – Надо покормить, я ее укачала, хотела дать тебе поспать, но надолго этого не хватит.

Пока Аня кормила дочку, не могла поднять глаза на Галину. Что ей сказал муж? Что, если они уже решили, что усыновят девочку? Как сказать им, что она передумала?

— Твоей сестре, сколько лет? – вдруг спросила Галина.

— Двенадцать, – с удивлением ответила Аня.

— Как ты думаешь, она согласится к нам переехать?

Этот вопрос был таким странным, что Аня подняла глаза на Галину.

— Что? – не поняла она.

— Ну, Саша мне все рассказал. Что вам негде жить, что отчим тебя выгоняет. Я подумала, что если твоя сестра останется там, они сделают из нее домработницу. Пусть тоже у нас поживет.

— Что значит «тоже»? – заикаясь, спросила Аня.

Галина кивнула на статуэтку, которая стояла у фотографии – склеенная, она выглядела странно, но в целом была узнаваема.

— Я думаю, это был знак. Что мы должны тебе помочь, – просто сказала она. — Мы тут подумали – места много, переезжайте к нам. Я тебе помогу с девочкой. А глупости ты свои брось. Нельзя мать и ребенка разлучать.

Ане стало так радостно, и так стыдно, что щеки опять заалели.

— Так что, ты согласна?

Аня кивнула, пряча лицо в одеяле дочери, чтобы Галина не увидела ее слез…

источник