«Это я упa.вшая лошадь…» — с горечью призналась Анастасия, пытаясь объяснить Полине, что потерялась в отношениях, которые когда-то приносили радость

… Поля сразу её заметила, вся подобралась, быстро поправила воротничок блузки, смахнула пылинку с брюк, взбила прическу. Пикироваться так пикироваться! Хотя, что против неё может иметь эта Анастасия Андреевна?! Зачем вообще она пригласила Поленьку сюда, в этот дорогущий ресторан? Показать, кто она и кто Полина? Мол, опомнись, детка, ты слишком проста, так не разевай роток на чужой кусок?​

​Полина уже просмотрела меню, услужливо подсунутое официантом. Тот так и маячил за её спиной, готовый в любой момент подскочить, вынуть из кармашка фартука блокнот и записывать, записывать, записывать…​

​Но Полька заказала только кофе. Так всегда делают, если ждут кого–то в ресторане: заказывают кофе, его приносят в малюсенькой чашечке, и ты его цедишь, растягивая на минуты, а то и часы томительного ожидания.​

​Волновалась ли Полина, когда Анастасия Андреевна сама позвонила ей и попросила о встрече? Конечно волновалась. Шутка ли, жена твоего ухажера, дама в своих кругах известная, уважаемая, звонит тебе и просто так назначает встречу, ещё уточняет, когда тебе удобно.​

​Полине было удобно в пятницу после обеда. Тогда она успеет сбегать в парикмахерскую, сделать маникюр, выбрать сногсшибательный наряд, чтобы супруга Витеньки поняла, что она со всех сторон в проигрыше.​

​Анастасия явилась в элегантном платье, строгом, с вытачками в нужных местах и пояском. Платье цвета лаванды Насте очень шло, и она это знала, подобрала к нему сережки, подвеску, перчатки.

И не потому, что должна сразить и принизить Полину, нет! Просто Настя — женщина, пусть и не молодая, а женщина всегда обязана выглядеть превосходно.​

​Полина одним глотком допила кофе, горький и противный, поставила чашечку на блюдце. К ней, крадучись, подошел официант. Не желает ли дама повторить?

Дама не желала. Дама следила за идущей ней Анастасией Андреевной Виноградовой, жутко нервничала и боялась скандала. А ну как эта на вид спокойная Настя вцепится Польке в волосы, и начнётся кошачья драка?!

Это ж позор какой! А кругом люди, поди, среди них есть и репортеры, накатают завтра статейку о склоках в богатом семействе, Витя за это «спасибо» не скажет…​

​Супруги Виноградовы обитали в огромной квартире на Гоголевском бульваре. Полина никогда не была у них дома, Виктор железно соблюдал правило «не мешать личную жизнь с семейной». Но иногда рассказывал, что Настя обновила мебель, что недавно переделали камин, установили джакузи невероятных размеров.

Купель поднимали автокраном и через балкон втаскивали в квартиру, потому что в лифт она не влезала. Говорил ещё, что у жены много цветов, она заядлый доморощенный садовод, обставила горшками весь дом, даже в холле теперь по её милости стоят разлапистые экзотики.​

​А Поля не завидовала. У неё есть свое милое гнездышко, в него прилетает Витя, когда устает от суеты и супружеского ярма, в нем, этом гнездышке, им уютно и тепло, и не надо никаких изысков, люстр с тысячами огней, персидских ковров и турецких штор. Пусть Настя сама их пылесосит, если желает.​

​Но у Насти ничего этого и не было. Ну, кроме, пожалуй, люстр. Квартира выходила на теневую сторону, приходилось постоянно сидеть при свете. Анастасия специально приглашала дизайнера, чтобы «расставил акценты», сделал и точечный, и основной свет, и чтобы было по–домашнему.

Анастасия терпеть не могла белый хирургический цвет, выбирала золотисто–желтый, кремовый, зеленоватый. А персидским коврам она предпочитала купленные в глухих деревнях, домотканые коврики и дорожки, сшитые из лоскутков или сотканные с вплетением цветочных узоров.

Однотонные шторы прятали супругов от посторонних глаз. Тяжелые, плотные, падающие вниз упругими складками, точно вычерченными карандашом, они берегли тепло зимой, летом не давали выйти наружу домашней прохладе.​

​Нет, Полина совершенно не знает, кто такая Настя, чем живет, дышит. Она судит о ней, как о среднестатистической жене богатого человека, не утруждая себя другими, более тонкими сравнениями…​

​Анастасия Андреевна отдала пиджачок мальчику у входа в зал ресторана, огляделась, сразу нашла глазами нужный столик, не спеша направилась к сидящей с побелевшими костяшками пальцев на руках, так крепко она их сжала, Полине.​

​«Сейчас будет скандал. Непременно будет!» — стучала в Полькиной голове мысль, металась, заставляла сердце бешено стучать.​

​— Полина? Извините, я немного опоздала, — Настя сняла очки, большие, круглые, в светло–голубой оправе с какими–то камешками по уголкам, положила их на стол, подождала, пока официант отодвинет стул, благодарно кивнула, села.​

​— Что–нибудь желаете? — поинтересовался паренек.​

​— Да, пожалуй. Я что–то голодна. Давайте салат… — Настя показала ноготком в меню, — курочку и морс. Да, клюквенный. Нет, безо льда. Полина, вы будете? Попробуйте, здесь действительно хорошо готовят! — как будто нарочно по–дружески посоветовала она сидящей напротив женщине.​

​Но Полина только покачала головой.​

​— Как знаете, — не стала настаивать Настя, отдала меню официанту, сложила руки перед собой. Она готовилась, очень долго готовилась к этому разговору, проигрывала разные варианты, оттачивала фразы, а теперь вот села и всё позабыла… В голове совершенно пусто, и только в животе неприятное чувство, которое бывает при волнении.​

​Поля молчала. «Ты пригласила, так и начинай!» — казалось, шептали её глаза.​

​Анастасия Андреевна оглядела зал, нет ли кого из знакомых. Слава Богу, нет. Потом потерла шею, как будто та устала и ноет, опустила взгляд на свои руки и начала:​

​— Поля, вы когда–нибудь видели, как падает лошадь?​

​— Лошадь? — удивленно нахмурилась Полинка.​

​— Да, лошадь, конь. Только не рабочая лошадка, какие возят телеги в деревнях, а скаковая. Виктор одно время увлекался скачками, возил меня на ипподром, мы сидели на трибуне и «болели» за ту лошадку, которую он назовет. Это страшная вещь, Поля, ипподром. Иной раз такая скорость, что человека может просто смести и отбросить в бортик насмерть… И страшно, когда падает лошадь. Вот только что она мчалась вперед, и ты видел, как работают мышцы под этой кожей, как выбрасывает она вперед крепкие, тренированные ноги, как она вся сбита и подогнана под своё существование, она делает рывок, второй, обходит соперниц, но тут что–то идет не так, и она, эта махина, обрушивается вниз, на песок. Она падает тяжело, ноги сгибаются пополам, голова дергается набок, а скорость такая, что встать уже невозможно, её, лошадь, протаскивает еще вперед добрых метра два, она бултыхается в пыли, ржет и стонет, а потом замирает, завалившись набок, пораженная своим падением. Она была всем, за неё болели, на неё делали ставки, ей кричали, она рвалась вперед, а теперь валяется на дороге с перебитыми ногами. Некоторые после такого встают, хромают, трясут головой, пытаются идти дальше, другие, те, кому повезло меньше, так и остаются лежать.​

​— Зачем вы всё это мне рассказываете? Анастасия Андреевна, давайте не устраивать драмы! — напряженно подалась вперед Полина. — Вы сравниваете меня с лошадью? Я должна упасть, а вы получите золотую медаль и кубок? Некрасивое сравнение и…​

​— Некрасивое, вы правы. Но точное. Только вы ошиблись ролями. Это я упавшая лошадь. У меня перебиты ноги, черно в глазах и впереди только маленький бесконечный ад, — пожала плечами Настя, улыбнулась официанту, который принес салат.​

​— Что значит ад? Я вообще не понимаю, зачем вы всё это затеяли? Зачем этот странный разговор? Виктор… — опять встряла Поля. — Ну, словом, он выбрал меня, я не вешалась ему на шею, не караулила в подворотне. Он просто меня выбрал. Мужчина на правах сильного выделяет одну самку из многих, это его прерогатива. И выбранная особь гордится, что её заметили.​

​— Вы гордитесь? — очень просто, как будто о погоде, спросила Анастасия. — Ну, что вы особь, самка, и вас выбрали? А я, знаете, караулила его, и на шею вешалась, и письма писала. Смешно вспомнить… Мы же знаем друг друга с института, но тогда Витя был ко мне равнодушен, замечал разве что, когда надо сдавать зачеты и писать рефераты, а потом… Потом я его завоевала. Не как в природе, а как в человеческой жизни, Поля. Взяла в оборот, заставила поверить, что со мной ему хорошо. И дело не в деньгах, их тогда у него не было. Всё, чего он добился сейчас, где–то и моя заслуга. Просто я доказала, что отличаюсь от его увлечений, я надежная, и со мной можно быть самим собой. И вот мы шли рука об руку все эти годы, бежали даже, так правильнее — дела, работа, сын, поездки, какие–то мероприятия, друзья… И я, как скаковая лошадь, гордо вскидывала ноги и неслась вперед. А теперь всё…​

​— Это из–за меня? — спросила, глядя на стол, на то, как блестит в вилке отражение люстры, спросила Полина. — Но зачем всё так усложнять? Вы останетесь при своих деньгах, поверьте, мне ничего не нужно, я люблю Витю просто так, таким, каков он есть. И может быть, вам даже станет легче, если Виктор уйдет… Если…​

​Настя почему–то рассмеялась. Она сделала это так естественно и непринужденно, встряхнула волосами, своей роскошной темно–каштановой гривой, прищурилась. От её глаз в стороны побежали морщинки. Возраст даёт о себе знать…​

​— Чего я сказала смешного? — насупилась Поля. Вот не любит она эти пикировки, намеки, переглядки. Не любит и не умеет играть в эти игры. Скажи, как есть, наори, ударь, плесни в лицо водой, прокляни! И это будет понятно и просто, а тут какие–то лошади, скачки, ноги… К чему всё это?​

​— Смешно то, что вы вините себя в моем падении. Поля, поверьте, вы тут вообще не при чем. Я упала отдельно, без вашего участия. Я летела вперед, красивая и смелая, а потом сходила к врачу, и всё. Всё быстро закончилось, я бухнулась в песок, фигурально выражаясь, конечно. И встать не могу вот уже несколько лет. И то, что Витя стал встречаться с вами, скорее следствие моего падения, а не причина.​

​— Что значит, сходили к врачу? Я не понимаю, вы можете сказать прямо? — совсем расстроилась Полька своей недогадливости.​

​— Могу. Виктор любит исправно работающих, «нормальных» кукол, то есть женщин. Если женщина «поломалась», и это не просто насморк или гастрит, если она, его жена, требует ухода и внимания, не может больше скакать вперед на радость всем, то она становится обузой. — Анастасия грустно вздохнула. Даже не грустно, а как–то по–стариковски смиренно и безнадежно. Есть путь, ты по нему идешь, есть финиш, у кого–то он близок, у кого–то далек, но он есть у всех…​

​— Вы сломались? — тихо спросила Полина.​

​— Да. Заболела. Так бывает с женщинами моего возраста. Но вы не думайте, врачи сделали всё возможное, и вот я перед вами, даже волосы отросли, и всё как будто хорошо. Но я теперь не совершенна. И многого мне просто не хочется. Несовершенство фигуры привело к тому, что мой муж, ваш Витя, меня ненавидит. Ну как с такой на пляж идти?! Как показаться на людях, а вдруг заметят, что она, то есть я, ущербная?! Да и вообще это же всё тяготит: сначала длительное восстановление, потом все эти проверки раз в полгода, обследования, ожидание результата. Я смирилась и научилась жить дальше, у меня, в конце концов, есть сын, милый, воспитанный мальчик, учится в Питере, в университете. Мы редко видимся, но я всегда чувствую его рядом. У меня есть работа, хобби, словом, жизнь продолжается, только я всё равно упавшая лошадь. И Витя меня списал.​

​— Вы хотите, чтобы я вас пожалела? Для этого вызвали сюда? Давить на чувства? Я вам сочувствую, но Виктор сам принимает решения, он… — перебила собеседницу Полина. Зря она сюда пришла, ох, зря!​

​— Ну да. Вот и я про то же, Поля. Не надо мне твоей жалости, что ты! — Анастасия вдруг стала серьезной, отстраненно посмотрела на Польку. — Жалость унижает, сразу подчеркивает то, что я ущербная, а ты нет. Я не нуждаюсь в сочувствии. И не собираюсь просить, чтобы ты вернула мне мужа, отказалась от него, прогнала. Он мне больше не нужен, понимаешь? Я ему в тягость, он меня не поддерживает, так зачем всё это? Ты только имей в виду, что если что–то случится с тобой, он и тебя выкинет. Витя любит только исправные игрушки. Остальное отправляется на свалку. О! Зря ты не заказала салатик! — вдруг переменила она тему. — Он, и правда, чудесен! А вообще этот ресторан открыл много лет назад папин друг. Я приходила сюда и смотрела, как красят стены, отделывают кирпичом арки, расставляют столы. Как на кухне моют посуду так, чтобы она блестела, и дядя Антон, шеф–повар, угощал меня мороженым собственного приготовления. Приятно видеть, как что–то, чье начало ты видела, процветает и всем нравится.​

​Настя доела горячее, сделала пару глотков морса, оплатила счет и, уже прощаясь, протянула Поле руку:​

​— Извини, если я расстроила тебя. Просто хотела предупредить. И… И мне было приятно с тобой познакомиться. Знаешь, ты настоящая. Не сделанная руками хирургов, не жеманная кокетка, а просто женщина. Витя тебя не достоин. И я понимаю, как трудно было прийти на эту встречу, ты, наверное, думала, что я буду скандалить?​

​— Ничего я не боялась и не думала! — буркнула Полина. — Просто это необычно, устраивать посиделки жены и любовницы. Простите…​

​Полька чувствовала себя нашкодившей девчонкой.​

​— Жизнь есть жизнь, Полина. Не хочу говорить о порядочности, сейчас не о ней. Просто ты подумай хорошенько… Я тут написала свой номер, если что–то будет нужно, звони, хорошо?​

​Полина взяла протянутую ей бумажку, кивнула, проводила Настю взглядом и еще долго сидела просто так, смотрела на написанный легким, летящим почерком номер и имя «Настя»… «Сорок с лишним лет, а она всё «Настя» — с досадой пробормотала женщина, тоже расплатилась и ушла…​

​О своей встрече с его женой Полина Виктору, естественно, не говорила. Так только, иногда спрашивала, а как там супруга, что между ними происходит. Но Витя только отмахивался, мол, жена — не стена, подвинул и пошёл.​

​А Полина уже не могла думать о ней, как о просто «какой–то жене». Она видела Настю, разговаривала с ней, знает её секрет, ну, то, что Настя — упавшая лошадь… И с этим знанием было уже тяжелее быть с Витей самой собой.​

​… Как–то в середине ноября Виктор завалился к ней с цветами и бутылкой божоле. Он был странно весел, развязен и словоохотлив.​

​— Что–то случилось? — спросила Поля, принимая в прихожей букет цветов и глядя, как Витя трясет ногой, снимая ботинки.​

​— С чего ты взяла? Нормально всё! Покормишь? Я голодный, как волк. Ох, Полька, хорошеешь и хорошеешь! Сладенькая моя… Мммм! — Он потянулся, хотел чмокнуть Полину в губы, но она увернулась, поманила его на кухню.​

​— Руки помой только. Вить, а я скучала… — как будто оттаяла Поленька.​

​— Скучала? Ну разве можно?!.. А знаешь, что? — бухнулся мужчина на стул, подвинул к себе бутылку, взял штопор, принялся открывать. — Перебирайся ко мне! Хватит этих мыканий по чужим квартирам. Оформимся, будешь женой.​

​Внутри у Поли всё подпрыгнуло. Как так женой? Нет, всё–таки она гадкая, раз отобрала мужа у другой женщины… Гадкая и непорядочная. Но… Но Витька её любит! И он хороший как будто, а Анастасия про него всё придумала! И про лошадь придумала, и про всё остальное!​

​— Ты развелся? — наклонилась она к гостю, обвила его шею руками.​

​— Пока нет, но скоро. Очень скоро. Настька опять в больницу загремела. Ой, да ну её! Недоразумение какое–то, а не баба! То ли дело ты, Полюшка! Глаз радуется! — Виктор усадил её к себе на колени, налил в бокал вина, принялся поить.​

​Но и вино было кислым, и на душе у Польки стало как–то беспокойно. В больнице? Настя опять заболела, а Виктор тут и хочет её бросить?..​

​Витю она выставила ближе к двенадцати ночи, долго ворочалась в слишком большой для неё одной постели, потом улеглась «звездочкой», уставилась в потолок, нахмурилась. А потом вскочила, пошла на кухню и выбросила Витькины цветы в мусорное ведро.​

​— … Настя! Анастасия, вы? Это Полина. Извините, неудобно, конечно, у нас с вами всё же щекотливая ситуация, но я хотела спросить, не нужна ли какая помощь? Нет, не так! Можно, я просто вас навещу? Что привезти и куда ехать? И вообще, я не хочу уговаривать, просто скажите адрес! — кричала Полька в телефон, потом вцепилась в край шторы и постаралась говорить уверенно. Дожили! Она собирается в больницу к жене своего любовника.​

​— Поля? Рада тебя слышать. Нет, правда! Мои знакомые почему–то боятся со мной разговаривать, как будто я заразная. Привези мне, пожалуйста, клубники. Я знаю, что не сезон, но очень хочется… — тихо, почти шепотом попросила Настя. — И ещё… Мне, конечно, неудобно, но Виктор меня навещать не хочет, а мне нужна одежда. Меня же прямо из поликлиники забрали… Ты не могла бы привезти? Мне некого попросить, у меня даже подруг–то и нет почти, все в Питере остались, где я выросла.​

​— Привезу. Где всё лежит, ты мне скажи. Я быстро! — Полина сама не заметила, как перешла на «ты» и уже принялась кое–как напяливать джинсы, чтобы прямо сейчас ехать к Насте.​

​У Поли тоже не было подруг. Ну так как–то сложилось, что ни с кем она не могла просто так поговорить, все видели в ней заносчивую дамочку или просто стеснялись, ведь Полина была достаточно харизматичной особой, не каждому такая по зубам.

И тут появилась Анастасия. У них было что–то общее помимо Вити, что–то негласное, тайное, может быть, то самое одиночество…​

​Виктор, сонный, злой, смотрел, как влетевшая в его квартиру Поленька выгребает из ящиков и шкафов какие–то вещи, засовывает их в сумку.​

​— Ты чего делаешь–то? Мы потом, ну, когда Настька подох… Ну, когда всё она уже, мы закажем контейнер и вынесем это всё. Брось, иди сюда, котенок… — прошептал он, но получил весьма чувствительный тычок в бок.​

​— Не смей так говорить, понял? У Насти всё будет хорошо! Пусти, мне ехать надо! — Полька шмыгнула в прихожую, выскочила на лестничную клетку, юркнула в лифт, Витя и сказать ничего не успел…​

​… Анастасия встретила Полину в холле на первом этаже. Не накрашенная, бледная, в темно–бордовом халате, носках и серых тапочках она казалась очень уставшей и как будто недавно плакала.​

​— Клубнику я помыла, сказали, что сладкая. Я одну попробовала, и правда, как летом! — затараторила Поля, потому что очень испугалась и ничего не могла с собой поделать. — Вещи, что ты просила, все собрала, там разберешься. Что сказали? Что вообще у тебя?..​

​Это был самый главный и страшный вопрос.​

​Настя сначала нахмурилась, потом её лицо разгладилось, женщина улыбнулась.​

​— Спасибо, Полечка. Послезавтра операция. К сожалению, полостная. По женской части. Но это не беда. Не беда, Поля! Да на тебе лица нет! Ты что?! Я вот верю, что всё будет хорошо, слышишь! Выпишут, окрепну, поедем с тобой отдыхать. Ты там отпуск выкрой, пожалуйста. А что… Виктор что? — спросила она шепотом.​

​— Витя? Ничего… Он занят, работы много. Но он позвонит, я думаю! Ты не переживай. — Полина говорила куда–то вбок.​

​— Он собрался на тебе жениться, да? — угадала Анастасия.​

​— Да. То есть нет, я не знаю. Не о том сейчас надо думать! Давай–ка сядем, и ты поешь. Ну испортится же клубника! — опять заспешила Полька.​

​— Ну давай, давай…​

​Мимо них проходили врачи, медсестры, больные встречались с родственниками, а Настя, закрыв глаза, ела клубнику, сладкую, как летом…​

​…Анастасию выписали только через три недели. После операции она долго лежала в реанимации, Виктор всего один раз приезжал к ней, но Полине, которая отчитала его за черствость, сказал, что навещает жену почти каждый день.​

​Она не поверила, потому что тоже навещала Настю.​

​— Вить, нам надо поговорить, — наконец решилась Полина. — Давай где–нибудь встретимся.​

​Договорились посидеть в кафе в обеденный перерыв. Но Поля не пришла. Она спускалась в офисе по лестнице, поскользнулась, упала, да так неудачно, что пришлось ехать в травмпункт, потом ложиться на операцию. Ей в ногу вставляли спицы, целое дело…​

​— Ну ты где? — недовольно крикнул в трубку Виктор. — Сколько тебя можно ждать?!​

​Полине было очень больно, говорить она не могла, поэтому просто выключила телефон.​

​А потом, уже когда лежала в палате после операции, написала ему сообщение.​

​«… Ты заберешь меня тогда? Мне тяжело будет самой уехать!» — спросила она напоследок.​

​А он ничего не ответил.​

​И Полька поломалась, чтоб их всех, этих баб! Не везет ему, так уж не везет…​

​… — Полина, ну чего ты геройствуешь? — шептала её на ухо Анастасия. — Шагай осторожно! Костыли, как следует, возьми! Обопрись на меня. Можно! Мне уже всё можно. — Анастасия кивала врачам, которых уже знала, потому что регулярно навещала Польку в больнице. — Удачно ты ногу сломала, очень удачно! Что значит, ерунду говорю? Я имею в виду, что болеть надо по очереди. А я результаты анализов получила. Всё у меня хорошо.​

​Полина перестала цокать костылями по полу, повернулась к Насте и ткнулась в неё головой, как жеребенок или глупенький, маленький телёнок, глубоко вздохнула.​

​— Я рада, Настюш! Очень рада! И никакая ты не лошадь, слышишь! — прошептала она. — Совсем не лошадь! Ты антилопа, вот!​

​Анастасия Андреевна улыбнулась. Может, и антилопа. Звучит красиво…​

​… Виктор, забежавший к Полине, чтобы забрать кое–какие свои вещи, с удивлением обнаружил там ещё и Анастасию, хмыкнул, презрительно оттолкнул её туфли с дороги.​

​— И ты тут? Спелись? Вот только не начинай, ладно? Ты мне всю жизнь испортила с этими своими болячками! — бросил он.​

​— А я и не начинаю, — пожала Настя плечами. — Ты квартиру освободи побыстрее. А что ты так на меня смотришь? Квартира моя, от деда осталась, к тебе она никакого отношения не имеет. А мне же надо где–то «доживать» со своими болячками. И сын скоро приедет на каникулы. А ты, Вить, найди себе робота. Хотя нет, они тоже из строя выходят. Даже не знаю, как тебе жить–то дальше… Хлопотно с людьми жить, Витюш! Ну, прощай, более не задерживаем!​

​Настя вытолкала Виктора за дверь и вернулась на кухню к Полинке. Та уже успела уронить костыль и разлить чай…​

​Тяжело с людьми, хлопотно, их любить надо, жалеть, себя им отдавать… Но зато и они тебя любить будут, стеной за тебя встанут, согреют, успокоят и порадуются твоим успехам. Приятно.​

​Только Витька хлопот не любил, себя берег, а вот для чего, он и сам не знает… Так и прожил всю жизнь, прыгая по чужим судьбам. Впереди старость, а рядом с ним никого.

Уж больно с ним трудно, болеет часто, недавно нанял сиделку, пусть хоть за деньги его кто–нибудь любит, всё не одному в потолок смотреть…​

Источник