— Мама, Поля уже третий раз звонит, просится домой. Она что, заболела? — Марина говорила тихо, но с нескрываемой тревогой в голосе.
— Всё с ней нормально. Играют с Янкой. Может, не поделили что-то. Бывает, — Лидия Васильевна тяжело вздохнула, как будто этот разговор заранее её утомил.
Марина сосредоточенно прищурилась, задумавшись. Что-то было не так. Поля не из тех, кто ноет или капризничает. Обычно её приходилось уговаривать, чтобы она поехала домой. А тут — звонки, обиженный голос, лаконичные ответы и вопрос: «Мам, когда ты приедешь?»
Женщина напрягла память. Что могло произойти? Утром всё было как всегда. Марина высадила дочку у дома матери по пути на работу. Бабушка вышла встретить их на крыльцо, тепло обняла Полю, а на прощание сказала дочери:
— Яна уже ждёт, будут сегодня вдвоём бегать по двору.
Внучки давно не виделись. Марина и Ольга пересекались редко, потому что теперь жили слишком далеко друг от друга, но их девочки дружили с садика.
Они родились с разницей всего в три месяца, благодаря чему легко находили общий язык. Во время семейных встреч дети с восторгом устраивали совместные игры.
Не было никаких причин волноваться. До этого дня.
— Мам, ну правда, что-то не так. Ты же её знаешь. Она совсем не такая. Её будто подменили. Если б ты слышала её голос…
— Марин, да не зацикливайся. Может, заскучала, ты же её мать. Успокойся и работай дальше, я всё держу под контролем. Мы за клубникой сходили, они мультики смотрят сейчас.
Лидия Васильевна говорила спокойно, но в этом спокойствии было что-то отстранённое, напоминающее кубик льда в стакане горячего чая. Она будто пыталась побыстрее отмахнуться от дочери, а не разобраться и решить проблему.
Марина положила трубку, но осадок остался. Руки не тряслись, однако кончики пальцев похолодели.
Она сделала вид, что сосредоточилась на таблицах и звонках, но каждые полчаса смотрела на экран, проверяя, не пришло ли новое сообщение от дочки.
Поля больше не звонила. И почему-то это встревожило ещё сильнее, чем её просьбы забрать пораньше.
Марина еле досидела до конца рабочего дня. Вечером, когда она приехала к матери, Поля стояла у калитки. Не прыгала, не бежала, не кричала: «Мамочка!»
Она просто стояла, прижав рюкзак к животу. Слёз в глазах не было, но взгляд казался каким-то слишком взрослым, не по годам серьёзным. Без особых эмоций девочка села в машину, какое-то время молчала, а затем выдала:
— Мам, почему ты не оставила мне денег? — голос Полины едва слышно дрогнул. — Я же сидела тихо, слушалась… Яна съела всё одна.
Марина машинально бросила взгляд на зеркало. Полина сидела с опущенными плечами, глядя в окно. Не плакала, но это было даже хуже.
Девочка всегда была живой, болтливой, с любопытством смотрела на мир, задавала сотню вопросов за минуту. Сейчас в ней будто что-то сломалось.
— Подожди. Что значит «съела всё одна»? Разве бабушка не угостила тебя?
Полина мотнула головой. Губы у неё задрожали. В груди Марины что-то неприятно шевельнулось, царапая сердце. То самое чувство, когда что-то идёт не так, но ты ещё надеешься, что это ошибка. Во взгляде отразились злость и тревога.
— А клубника? Она же говорила, что вы купили клубнику.
— Купили. Яне. Бабушка сказала, что Яне мама дала денег, а ты мне — нет.
— А ты просила поделиться?
— Я спросила, можно мне тоже. А бабушка сказала: «Мама на тебя денег не дала, так что нечего выпрашивать».
Марина вцепилась в руль крепче. Мелькнула мысль: «Может, Поля всё не так поняла? Может, ничего страшного не произошло, просто недоразумение?»
Но голос Полины звучал слишком печально, слишком чётко, без намёка на фантазию. Ребёнок не стал бы говорить такими фразами. Это было не детское преувеличение. Это был факт.
Не дожидаясь, пока эмоции захлестнут окончательно, Марина припарковала машину и позвонила матери.
— Мам, я только что поговорила с Полей. Она говорит, что ты угостила Яну клубникой, а ей ничего не дала. Это правда?
— Ну, да. Оля оставила мне немножко денег, я на них и купила, — невозмутимо, даже слегка раздражённо ответила Лидия Васильевна. — А ты ничего не оставила. Я что, из воздуха должна всё брать?
— Мам, серьёзно? Это дети. Дети, мама! Твои внучки! Ты правда считаешь нормальным одной дать всё, а другой — ничего?
— А что ты хотела? У меня что, пенсия резиновая? Пусть каждая из вас отвечает за своего ребёнка. В следующий раз оставишь деньги — и у твоей будет клубника.
Марина замолчала. Воздух в машине вдруг стал вязким, удушающим. Кислорода не хватало.
Рядом сидела пятилетняя девочка, чувства которой только что обесценил родной человек. По ту сторону провода шумно вздыхала бабушка, считающая это нормой.
Бабушка, которой Полина доверяла, искренне любила и была готова целовать её и безо всякой клубники.
Пока сама бабушка не поставила одну внучку выше другой только из-за денег.
Марина так и не нашла подходящих слов. Просто положила трубку.
— Я к бабушке больше не поеду, — тихо сказала девочка. — Мне там грустно.
Мать кивнула. В горле стоял ком, мешающий объяснить или оправдать происходящее. Да и разве нужны здесь слова? Доверие дочери не просто треснуло.
Оно рухнуло. И теперь Марине придётся собирать осколки. Не ради бабушки, а ради этой маленькой, обиженной девочки, которая всё поняла сама, обожглась и теперь может замкнуться в себе.
Говорить с Лидией Васильевной было бесполезно, но Марина не собиралась сдаваться. После возвращения домой женщина позвонила сестре. Они всегда неплохо ладили с Ольгой. С ней можно было спокойно обсудить ситуацию.
— Слушай, а Поля ничего не придумала? — Ольга искренне растерялась. — Я действительно оставила немного денег, было дело. Но я не говорила, что только на Яну. Я вообще не подумала об этом. Просто сунула ей, чтобы на всякий случай были. Может, Поля что-то не так поняла, преувеличила?
— Ещё раз тебе говорю. Она купила твоей дочери клубнику. А Полина сидела рядом и смотрела. Представляешь, как она себя почувствовала?
— Господи, если это правда… Подожди, я поговорю с Яной. Она рассказывала, что бабушка её угостила, но про Полю — ни слова.
Через полчаса Яна сама позвонила Полине. Говорила тихо, стеснялась, чувствовала себя виноватой. Просила прощения. Яна, конечно, смалодушничала, не поделившись, но объяснила это тем, что ожидала справедливой делёжки со стороны бабушки.
Девочки помирились. Яна, может, и растерялась, но детские сердца редко задерживают обиды.
А вот у Марины внутри всё по-прежнему кипело.
На следующий день она позвонила матери. Не кричала, говорила твёрдо, спокойно, но в душе всё надрывалось от возмущения.
— Мам, ты правда не понимаешь, как это выглядело со стороны? — начала она. — Ты посадила рядом двух девочек. Одну накормила, другой не дала ничего. Они же не понимают, кто тебе сколько оставил. Для них ты — бабушка, а не бухгалтер.
— А почему я должна покупать им всё одинаково? — упёрлась Лидия Васильевна. — Оля деньги дала, ты нет. Вот и результат. Я что, обязана доплачивать из своего кармана? У меня самой негусто.
— Ты не обязана. Но ты взрослый человек, авторитет для них. У тебя две внучки. Ты могла поделить всё пополам или вообще не брать эту чёртову клубнику. Но ты выбрала показать им, что любовь продаётся. Что у кого мама щедрее — тот всё и получит. Ты думаешь, это нормально?
— Это ты так всё видишь. Я всё сделала логично. Мне передали деньги — я побаловала внучку. Не передали — не побаловала. Ты тоже могла оставить немного. Это твоя вина.
Марина замолчала. Мать будто построила между ними глухую стену. Лидия не слышала и не хотела слышать дочь. В голосе бабушки не было ни вины, ни раскаяния. Только инкассаторский расчёт, за которым прятался холод.
— Хорошо, — сказала Марина. — Раз ты не видишь в этом ничего плохого, значит, внучку ты больше не увидишь. Я не отдам своего ребёнка туда, где ей плохо. Где ей показывают, что она хуже, просто потому что её мама не сунула купюру.
— Ну и ладно, — отрезала мать. — Раз ты такая обидчивая.
Марина повесила трубку. Удивительно, но ей стало легче. Грусть осталась, однако внутри будто что-то встало на место, вправилось в паз. Она наконец-то спокойно высказалась, а не проглотила обиду.
Лидия Васильевна очень быстро забыла о случившемся. Уже через неделю она вновь звала внучку к себе.
— Пусть приезжает, я ей блинчиков напеку, — голос бабушки звучал так, будто ничего не произошло. — Полинке уже, наверное, скучно без меня.
Марина слушала мать, недоверчиво вскинув брови. За это время она много раз прокручивала в голове тот вечер, разговор с дочерью, свой срыв, холодный тон бабушки. Ярость сменилась тихим, ясным осознанием.
— Нет, мам, — ответила она спокойно. — Пока ты не поймёшь, в чём была твоя ошибка, мы не приедем. Я не буду отдавать ребёнка туда, где ей делают больно.
Лидия Васильевна шумно выдохнула в трубку. Марина мысленно представила, как та закатывает глаза.
— Опять ты со своими обидами… Всё вы раздуваете. Был пустяк, а сделали трагедию вселенского масштаба.
— Нет, мама. Это был не пустяк. Это была демонстрация неравенства от того, кому Полина доверяла. Для взрослого такое, может, и ерунда, а вот для пятилетней девочки — нет. Если ты не готова это понять, лучше не продолжать.
После этого звонки прекратились. Несколько недель — тишина. Ни намёков, ни извинений.
Однажды бабушка позвонила Полине. Девочка посмотрела на экран, потом перевела взгляд на Марину.
— Я не хочу с ней говорить, — сказала она тихо. — Можно не отвечать?
Марина сдержанно кивнула, присела рядом с дочерью и обняла её за плечи. Не пыталась прижать, не напирала. Просто была рядом.
— Конечно, можно. Ты имеешь право не разговаривать с ней. И не обязана прощать её просто потому, что это бабушка.
Полина положила телефон обратно на стол. По взгляду было видно: она не испугана, настроена решительно.
Марина выдохнула с облегчением. Она гордилась дочерью: похоже, та уже с юного возраста осознавала свои чувства, умела выразить их и не давала прогнуть себя.
Выходка бабушки стала ценным уроком, ведь горький опыт — тоже опыт.
Каково это — оказаться в пустой квартире с тяжестью утраты на сердце?
Как одной ошибкой разрушить fragile равновесие семейной жизни?
Зарождающееся облегчение от свободы пересекло все границы.
Когда обман становится последним шансом на свободу...
Согласно предсказаниям известного астролога Василисы Володиной, заключительная неделя апреля 2025 года станет периодом значительного финансового…
Какой кошмар скрывается за улыбками и уютом?