Доченьka

В доме Клавдии Семеновны Огурцовой трагедия. Единственный сын Ваня женился на девчонке из соседней деревни. Женился, не спросив благословения у матери.

— Ты зачем привел эту Таньку? Она нищая, без рода, без племени. Пусть бы и жила дальше со своей бабкой! — Клавдия Семеновна закатила глаза — Пришла с одним узелком. Она тебя сынок, не иначе как опоила. Ты у меня умный, добрый, доверчивый. Разве о такой невестке я мечтала?

Свекровь сходу начала непримиримую войну с Татьяной. Самую жестокую битву, с постоянными придирками.

А уж в этом самолюбивая Огурцова была настоящая мастерица. Общение с ненавистной снохой женщина свела до минимума.

Когда любимый Ванечка возвращался с работы, мать с превеликим удовольствием вспоминала его бывших подружек, соседских дочерей, давая понять Татьяне, каких завидных невест лишился сын из-за нее.

В отсутствие Ивана все свое негодование и недовольство баба Клава изливала на ни в чем неповинную голову девушки:

— Разве так порядочная хозяйка в избе полы моет? Полы должны сверкать. А посуду как ты помыла? Кто так моет? Про стирку — я вообще молчу. Чистота в доме — это лицо хозяйки! А щи ты как сварила? Ничего не умеешь, что тут говорить.

Тем, не менее, за ужином, когда вся семья садилась за стол, Клавдия Семеновна с аппетитом уплетала, сваренные непутевой невесткой щи, а потом многозначительно изрекала:

— Баба, не умеющая вкусно сварить своему мужику щи, не годится на звание жены.

Каждый Божий день свекровь заходила с проверкой в спальню Ивана и Татьяны. Ей всенепременно нужно было убедиться, что в комнате у молодых супругов все в порядке. Протерла ли сноха пыль?

Аккуратно ли сложено белье в шкафу? И не дай Господь, на носке Ивана она обнаруживала дырку.

Тут же несчастной Тане устраивалась настоящая взбучка, сопровождаемая истерикой, которую слышали все соседи.

Клавдия хлопала дверями, рыдала, причитала, а после удачного «концерта», пригоршнями глотала таблетки.

Татьяна терпела. Более того, старалась угодить властной и своенравной свекрови. Вставала на заре, ложилась за полночь. Но старания невестки не трогали душу Клавдии Семеновны.

Она хотела выжить проклятую девчонку из своего дома, во что бы то ни стало.

Как-то, в гости приехала бабушка Тани. У внучки был день рождения. Полина Сергеевна, старушка Божий одуванчик, нарвала в палисаднике белых ромашек, испекла пирог с капустой.

Угощение даже не успело остыть. Однако бедной бабуле пришлось двадцать минут стоять на крылечке, пока Таня намывала полы под пристальным взглядом свекрови:

— Негоже гостям ходить по грязному полу. Ты его утром плохо вымыла. А некоторым нечего без приглашения шастать.

— Бабушка Поля мне не чужая. Она мне самая родная! — робко возразила Татьяна, а свекровь лишь хмуро свела брови.

Когда же дошла очередь до пирога, Клавдия Семеновна весьма убедительно произнесла:

— Сынок, я бы на твоем месте не стала есть. У них в доме, наверное, грязь повсюду. Не ровен час, отравишься или микробы, какие занесешь.

Полина Андреевна оторопела от этих слов, а внучка была готова провалиться сквозь землю от стыда.

Таня низко опустила голову, лицо ее пошло красными пятнами, а с глаз вот-вот готовы были сорваться слезы. Иван внимательно посмотрел на мать и съел почти весь пирог.

Мать заохала и схватилась за сердце, но фокус не прошел. А на следующий день сын с женой, собрав нехитрое богатство, благополучно перебрались жить в скромный, старенький домик Таниной бабушки.

Сначала Клавдия Семеновна хорохорилась. С мстительным видом рассказывала соседкам:

— Ничего, ничего! Помыкается в примах и назад придет. Вот ведь, дитя неразумное.

Однако, сын не возвращался. В гости к матери не наведывался и к ее великому ужасу — даже не поздравил с днем рождения. Первый раз в жизни.

Бежали дни за днями. Оскорбленная Клавдия Семеновна сникла, сгорбилась и осунулась. Она ходила по опустевшему дому из угла в угол.

Правильно в нем были вымыты полы и тарелки, правильно постирано белье. Но женщину постоянно терзали мысли:

— Что я не так сделала? Ведь я хотела Ванечке только добра, а он и не вспоминает о матери.

Она мучилась бессонницей, плакала, жалела себя. Из соседней деревушки доходили слухи — невестка родила сына, работать пошла в школу, за мальчонкой прабабка присматривает.

Однако, новости отнюдь ее не обрадовали, а наоборот — вызывали новый прилив ненависти к Татьяне.

— Воровка! Украла у меня сына.

А посмотреть на малыша хотелось. Клавдия Семеновна сделала это тайком. Сердце отозвалось болезненной завистью, когда она наблюдала, как Полина Андреевна нянчит ее внука.

— Была бы у Вани другая жена, и я бы любила мальчика. Так эта, дрянь, лишила меня и сына и внука.

И привычное чувство неприязни и ненависти разгоралось в душе с новой силой. Полюбить ребенка Татьяны Клавдия Семеновна не могла — это было для нее за гранью дозволенного.

От злых дум и постоянного расстройства Клавдия Огурцова стала чахнуть и болеть. Даже сходила к местной ворожее. Та деньги взяла, пообещала, что сын вскоре разлюбит постылую невестку.

И свекровь стала ждать, что Иван одумается и вернется в отчий дом. Но вместо этого пришла новая весть, заставшая Клавдию Семеновну врасплох. Татьяна умерла во вторых родах.

— Вон оно как. Само собой все разрешилось! — обрадовалась свекровь — Теперь-то, Ванечка непременно вернется. Даст Бог, найдет себе подходящую пару. Он у меня красавец, молодой — еще будет счастлив. Младенца можно сразу отдать в другую семью. Пусть усыновят. А старшего — в детский дом определим. И никто в деревне нас не осудит. Мужику без бабы одному детей не осилить.

Мать ждала сына со дня на день, но он так и не приехал. Более того, сказывали люди, что больно горюет Иван по покойной супруге.

— Вот, дурак! — рассердилась мать и сама отправилась к сыну.

Ваня долго не мог понять, чего добивается от него мамаша.

— Мам, ты о чем говоришь? Я не понимаю. Семена в детский дом, а Васеньку чужим людям на усыновление?

Во взгляде сына Клавдия Семеновна прочла что-то такое, что решила лучше ретироваться и поговорить позже. Позже разговора не получилось.

И снова полетели дни за днями. Одинокие, тоскливые, пустые. По вечерам мать доставала старенький альбом и пересматривала фотографии.

— Вот Ваня маленький. Вот в школу пошел. А это что? Фотография из института. Кто это с ним? Так это же Танька! Разлучница, проклятая. Улыбается во весь рот. Змея! — Клавдия Семеновна даже забыла, что невестки нет в живых — Ну что он в ней нашел? Серая как мышь. Чем только его приворожила?

Женщина с любопытством рассматривала простое лицо молоденькой девушки.

— Нос картошкой, волосы тонкие, глаза растопыренные. Не годится она моему сыну в жены.

Прошли годы. Ваня перебрался с детьми в город и забыл дорогу в родной дом. Клавдия Семеновна тосковала, плакала, ходила в церковь, ставила свечи за упокой Татьяне и просила:

— Тебя уж нет давно. Верни мне сына. Теперь он тебе не нужен.

Она от тоски высохла, пожелтела как осенний лист, заболела. Когда болезнь немного отпускает, Клавдия Семеновна одевается и едет в соседнюю деревню на кладбище на могилку невестки. Долго сидит там на скамье, плачет и жалуется:

— Совсем меня замучили болячки, ночами спать не могу. Одной так плохо, пусто в большой хате. Ваня с тех пор как ты померла, ни разу не объявился. Кроме тебя и пожаловаться некому.

С памятника на свекровь огромными глазами смотрит и задумчиво улыбается Татьяна. Пожилой женщине кажется, что невестка ей сочувствует. Клавдия Семеновна, вволю поплакав, принимается обрывать вокруг могилы траву.

Продолжает рассказывать деревенские сплетни. Так в заботах незаметно бежит время. Закончив дела, старушка собирается в обратный путь. Она крестится:

— Ну, до свидания, покудова! — вздыхает, кланяется памятнику и тихо говорит — Доченька.

Источник