3aпoмнuть этoт дeнь

У Нади был только один глаз, второй удалили, когда ей было два года. Она этого не помнила, помнила только долгие перелеты, во время которых ее тошнило. Дедушка держал ее на руках и предлагал смотреть в иллюминатор на белые облака, похожие на вату. Он всегда летал с ними и вообще был ей вместо отца, которого Надя никогда не видела.

— Это дедушка придумал тебе имя, – тысячу раз повторяла мама. – Когда твой отец меня бросил, я была такая депрессивная, совсем не похожая на обычных беременных. Красила волосы в черный, слушала заунывные песни. Когда родила тебя, даже на руки не хотела брать – лежала целыми днями, а дедушка тебя кормил из бутылочки. И назвал тебя Надеждой, был уверен, что именно ты сможешь вытащить меня из этого состояния. И ты вытащила.

Дальше обычно шли слезы, рассказы мамы про то, как поставили диагноз, как они мотались в столицу, и как она быстро поняла, что жизнь – это самое драгоценное, что только может быть. Надя не любила эти разговоры – ну, было и было, какая теперь разница? Сейчас у нее все хорошо. Почти – если бы дедушка был сейчас рядом, все было бы идеально.

Дедушка работал тренером детской волейбольной команды, а когда вышел на пенсию, устроился садовником – он всегда любил цветы и жутко этого стеснялся. Он часто дарил им всем букеты, и когда никто не видел, походил к цветам и осторожно проводил пальцами по нежным лепесткам. Некоторые цветки он засушивал – складывал между страницами книг.

— Зачем это? – спрашивала Надя.

— Чтобы запомнить этот день, милая, – отвечал он.

Когда дедушка заболел, многие врачи пытались ему помочь, у него была куча знакомых – бывших воспитанников и их родителей, в том числе и лучший друг-терапевт, к которому приезжали пациенты со всей страны, но даже он ничего не смог сделать.

Цветов на похоронах у дедушки было столько, что от их запаха Надя задыхалась. Она взяла один цветок и вложила его между страницами, хотя запоминать этот день ей совсем не хотелось.

Когда Надя заявила, что хочет быть художником, мама нервно засмеялась и сказала, что это не лучшая идея. Надю это не остановило – она всегда делала то, что хотела, дедушка ее этому учил.

Художественную школу она закончила с отличием, напрасно мама думала, что с одним глазом она будет рисовать хуже других. А вот в университете, на дизайне, Надя училась не так хорошо – оказалось, что уметь сносно рисовать недостаточно: она неплохо могла копировать все что угодно, но придумывать что-то свое не умела. Ей об этом неоднократно говорили, но Надя умела добиваться своего: если очень много работать, то обязательно что-нибудь получится.

— Лучшая практика – это реальная работа, – говорила ее одногруппница Катя Смирнова. – Я вот смотрю вакансии дизайнеров, все равно эта сессия у нас простая, в том году практика – лучше сразу найти достойное место и работать там, а то отправят непонятно куда.

Наде эта идея понравилась, и она тоже стала рассылать резюме и смотреть вакансии, подглядывая, что там Катька себе отмечает. Вот поэтому вышло так, что однажды они встретились на собеседовании в одной из фирм вместе с третьей претенденткой, молодой мамочкой, которая то и дело справлялась у кого-то по телефону, как там себя чувствует ее ненаглядное чадо.

Надя надеялась, что задание можно будет сделать дома, но им выдали планшеты, описали, что нужно сделать, и оставили на час. Краем глаза Надя посматривала, что рисуют конкурентки, и понимала: у нее получается куда хуже, чем у нее. «Дедушка, помоги, – мысленно попросила она. – Ты же сам говорил, что я самая лучшая!».

Задание им давала женщина в желтом костюме, и Надя думала, что принимать его будет тоже она, но их повели к начальнику – важному мужчине в дорогом костюме с ярким дурацким галстуком.

— Меня зовут Егор Петрович, – громко сообщил он. – Саша уже показала мне ваши работы, и я, можно сказать, определился с кандидатурой, но решил все-таки вас послушать. Итак…

Он замолчал, встретившись взглядом с Надей, и она сначала разнервничалась, потом заметила смешную родинку в форме лягушки у него на щеке и чуть не рассмеялась, и от этого еще больше занервничала. Нет, ее точно не возьмут – мало того, что с заданием справилась хуже всех, так еще и отвечает всякую чушь.

Вопросы он задавал странные и не по существу: кем мечтали стать в детстве, как зовут родителей и есть ли домашние животные. У мамы была аллергия на шерсть, поэтому дома у Нади были только рыбки.

— С вами свяжутся, – пообещал он, прежде чем попрощаться, и задержал взгляд на Наде.

«Ходок, – подумала она. – Вот и хорошо, что меня не возьмут».

— Ой, зря я, наверное, пришла, – нервно говорила молодая мамочка. – Как подумаю, что Славочка весь день там будет без меня…

На глазах у нее появились слезы, а Надя с Катей переглянулись – и с трудом сдержали смех: вот странная!

— Мне очень нужна работа, – призналась Катя, которая обычно была не очень разговорчива. – У меня мама сильно болеет, а папа ушел, как только диагноз узнал. Я маме говорю, что надо на алименты подать, но она почти не встает… А брат в этом году в первый класс идет, и на лекарства ей много уходит…

Надя смутилась – она поняла, что Катя не просто так это говорит: на всякий случай, если ее работу вдруг не выберут, хотя обе они знали, что выберут, чтобы Надя отказалась от притязаний. А третья конкурентка вон сама сбежала.

— Ну, найдешь что-нибудь другое, – жизнерадостно ответила Надя, надеясь, что больше Катя не будет разводить подобные разговоры.

На другой день Наде позвонили и позвали в офис, и та женщина в желтом костюме, правда, на этот раз в фиолетовом, сказала, что она принята.

— Я? – удивилась Надя. – А разве мою работу выбрали?

Женщина равнодушно пожала плечами.

— Ты против, что ли?

— Да нет, что вы! Я за!

— Ну, значит, можешь приступать.

— Только у меня пары. А потом сессия. Мы говорили с Катей, помните?

— Да, а у третьей ясли только на полдня. Я помню. Нам на полный рабочий день и не нужен никто. Только имей в виду – первые три месяца испытательный срок, половина оклада будет. А если понравишься боссу, летом на полную ставку тебя переведет.

Судя по вчерашнему взгляду, она боссу понравится. И хотя Надя не была от этого в восторге, от работы отказываться не собиралась – хотелось всем доказать, что она чего-то стоит: и маме, и одногруппницам, которые частенько проезжались по ее способностям и намекали, что Надю жалеют преподаватели из-за ее глаза. Вот пусть теперь знают, что она вон какая – уже по специальности работает, пока они в глупых студенческих конкурсах участвуют! И дедушка бы ею очень гордился, Надя это знала.

Впрочем, мама совсем не обрадовалась – сказала, что надо учиться, а работать она всегда успеет, сейчас завалит сессию, и что потом? Даже слушать ничего про работу не стала, замахала руками и ушла в ванную, хлопнув дверью. Но Надя, как обычно, все делала по-своему и решила доказать, что все она сможет.

Мама оказалась права: работать и учиться было сложно, а уже через две недели Надя поняла, что это не только сложно, и весьма скучно. Ей совсем не нравились задания, которые выдавала ей чаще всего Александра Сергеевна, та самая женщина, которая любила яркие костюмы, а иногда и сам начальник к себе вызывал, указывал ей на ошибки, давал советы и какие-то совсем уж смешные задания. Зря она боялась, что он будет подкатывать – вроде он оказался нормальным дядькой, советы и правда дельные давал, про жизнь разговаривал, но особого интереса к ней не проявлял. Да и некогда ему было: вечно звонил телефон, вечно прибегали сотрудники со своими вопросами. Надя чувствовала себя здесь лишней, но признаться в этом себе не могла, особенно в тот день, когда встретила Катю в ресторане.

В ресторан ее повел парень – Никита, она с ним уже полгода встречалась. Никита был красивым и наглым, Наде всегда такие нравились, но обычно они не обращали на нее внимания. А Никита обратил, красиво ухаживал: дарил цветы и водил по ресторанам.

В одном из ресторанов она и встретила Катю – та была в форме официантки и страшно смутилась. И Надя тоже смутилась и не знала, как себя с ней вести: в университете они общались, как обычно, приятельница вроде не обиделась, что Надя увела у нее работу из-под носа, но что говорить сейчас?

Катя повела себя достойно – поздоровалась с Надей приветливо, приняла заказ и пообещала, что все будет по высшему разряду. Никита спросил, не успела Катя отойти:

— А с каких это пор ты с обслуживающим персоналом дружишь?

Надя шикнула на него и даже покраснела – не хватало еще, чтобы Катя это услышала.

Через два дня они столкнулись в аудитории, и Катя сказала:

— Это временно, пока не найду место дизайнером. Не берут никуда, или зарплату совсем маленькую обещают.

— Да, конечно! – обрадовалась Надя. – Ты знаешь, эта работа – скука смертная! У тебя хоть интересно, люди разные ходят, а я сижу в душном офисе и скучаю. И платить обещают мало, ты правильно сказала.

Катя кивнула, и Надя успокоилась.

Весна все никак толком не наступала, и, несмотря на яркое солнце, холод стоял ужасный. Обычно Никита довозил ее и до университета, и до работы, но в последнее время у него вечно были какие-то дела, а денег на такси не было: мама отказывалась ей теперь давать карманные деньги, раз она работает, а зарплату еще не давали. Приходилось ездить на автобусе, и в один из дней по дороге на работу Надя заметила в окне припаркованную машину Никиты. Удивилась – он говорил, что весь день будет занят на объекте, и вышла на следующей остановке, чувствуя, как немеет от нехороших предчувствий все тело.

На ватных ногах она добралась до ресторана, у которого была припаркована машина, вошла внутрь и принялась осматриваться – приходилось крутить головой: обзор из-за одного глаза и так был плохой, а в темных очках, в которых она всегда ходила, вообще ничего не было видно.

— Здравствуйте, – пропела встречающая девушка. – Давайте я вас провожу, вы одна?

И тут Надя увидела его: Никита сидел на диванчике, недвусмысленно обнимая за талию симпатичную девушку с длинными золотистыми волосами.

Она плохо помнила, как вышла из ресторана, как шла, запинаясь, по шумным дворам, натыкаясь на детей, собак и старушек. От слез совсем ничего не было видно, и она понимала, что нужно сесть и успокоиться. Выбрала свободную лавочку и в буквальном смысле слова рухнула на нее. В груди жгло, слезы никак не останавливались, а в сумке, как назло, никак не находилось ни одной бумажной салфетки.

— Надя?

Она поспешно вытерла лицо рукавом и оглянулась: перед ней стояла Катя.

— Что ты тут делаешь? – спросила Надя, стараясь говорить, как обычно, но гнусавый голос ее выдавал.

— С тобой все в порядке?

— Все нормально, – грубовато ответила Надя и смутилась: Катя же ни в чем не виновата.

— А я живу здесь, – Катя махнула рукой в сторону серого дома. – Вон брат мой бегает, отказывается в садик ходить, так переживаю, что вечно один гуляет. Но соседки за ним присматривают, ты не думай.

Брат был тоже рыжий, как и Катя, с щербатой милой улыбкой. Катя попыталась его позвать, но тот не мог оторваться от самоката.

— Вот, все просит, чтобы ему свой купили, а то мальчишки у нас не очень любят делиться, – пояснила она. – Надеюсь, получится купить с зарплаты, если лекарства маме выпишут бесплатные. Ой, ладно, прости, что я тебя гружу… Ты к кому-то в гости пришла?

— Ага, – соврала Надя. – К родственникам, они вон там живут, сейчас пойду.

Она поднялась, махнула Кате рукой и попыталась улыбнуться. Хорошая все же эта Катя – никогда в душу не лезет, и обиду на Надю не затаила, хотя могла бы: ей и правда деньги нужны, а для Нади все это баловство.

Номер Никиты она заблокировала, не хотела слушать его оправдания. Он, правда, подкараулил ее возле университета, но когда Надя накинулась на него с кулаками, назвал ее психованной и уехал. В тот день сложно было на работе изображать, будто все в порядке, Егор Петрович даже спросил у нее несколько раз, что с ней. Пришлось отговариваться головной болью и отпрашиваться домой – пусть уволят, если хотят, устала уже Надя от всего этого.

Но ее не уволили, более того – Александра Сергеевна выдала ей конверт из плотной бумаги, в котором было куда больше денег, чем Наде обещали.

— Разве у меня не испытательный срок? – спросила она.

— А ты бери и вопросов лишних не задавай. Премиальные тебе босс велел выписать за старания.

Надя только плечами пожала – ничуть ее не радовали эти деньги, ничего ее не радовало, и она даже хотела сказать, что увольняется, но язык не поворачивался.

Домой ехала расстроенная, в окно старалась не смотреть – мало ли, опять увидит с кем-нибудь Никиту. Мог бы хотя бы прощения попросить – неужели так можно: полгода быть таким милым и обходительным, а потом вот так вот подло поступить? Хотелось с кем-нибудь поговорить об этом, но с кем? Перед подружками было неловко: они считали, что у нее все идеально, она же, как дурочка, хваталась таким замечательным кавалером! С мамой о подобном тоже не поговоришь. Вот был бы жив дедушка! Он бы ее понял, и совет хороший дал.

Но когда Надя приехала домой, вся история про Никиту и про работу тут же отошла на второй план – мам была заплаканная и расстроенная.

— Тетя Ира умерла, – сказала она.

Тетя Ира была старинной маминой подругой, они с первого класса дружили. Мама говорила, что тетя Ира в больнице, даже ездила к ней, но Надя и не думала, что все так плохо.

— Да и сама не знала, – сказала со слезами мама. – Она же не говорила никому…

На работе Надя отпросилась и в университет не ходила – поддерживала маму, как могла, даже на похороны с ней поехала, а потом в квартиру на поминки, хотя не любила подобные мероприятия, неловко всегда себя чувствовала, тем более среди чужих людей.

Мама с подругами вспоминали Иру, смешные и дурацкие истории из детства и юности, фотографии смотрели. Надя сидела рядом и делала вид, будто слушает, а сама думала про Никиту и немного про Катю – у той тоже болела мама, и Катя в последнее время сама не своя была, вроде там совсем все плохо было. А если она умрет – этот мальчик, Стас, такой маленький, останется без мамы? Интересно, кто его заберет: отец, который ушел из семьи, или Кате разрешат брата воспитывать? Но у нее же нет нормальной работы…

Внезапно взгляд упал на одну из фотографий, которую подруги передавали от одной у другой. На ней стояли совсем молодые мама, тетя Ира, еще какие-то две девушки и парень, который по-хозяйски обнимал маму за талию.

— Это кто? – спросила Надя слишком громко, с трудом сдерживая волнение.

Мама вырвала у нее из рук фотографию и сказала:

— Не помню, это мы группой отдыхали летом, какая разница…

Но Надя успела заметить родинку в виде лягушки на его щеке, и разрозненные картинки сложились в пазл: он ведь видел документы и знал, кто она такая, поэтому и взял ее, а не Катю, хотя она этого больше заслуживала. И денег поэтому так много ей дали, а не потому, что она как-то там себя хорошо показала.

Пока никто не видел, Надя стащила эту фотографию и спрятала в сумочку. А на следующий день, дождавшись, когда мама уйдет – ей таки пришлось выйти на работу, – Надя решила осуществить свой план, который продумала ночью.

Перво-наперво она позвонила на работу и сказала, что увольняется, но что очень просит взять ее одногруппницу Катю, которая приходила на собеседование. Потом она стянула волосы в хвост, надела блондинистый парик, который до сих пор лежал у мамы в шкафу (остался от бабушки), повязала платок, чтобы не так бросалось в глаза, что это ненастоящие волосы – как она ни старалась, парик сел кривовато. Хорошо, что день был ясным, несмотря на холодный ветер, и Надя взяла мамины солнечные очки – ее были слишком запоминающимися, с зеркальными синими стеклами. Внимательно осмотрела себя и осталась довольна: так ее точно никто не узнает.

Нужный двор она нашла не сразу – пыталась вспомнить, как шла в тот день, но все время путалась и сворачивала не туда. Наконец, увидела знакомое граффити – яркий цветок подсолнуха на серой стене, и успокоилась.

Детей на площадке было больше, чем в прошлый раз, и Надя испугалась, что не найдет Стаса. Она озиралась, пытаясь отыскать его рыжую макушку, из-за ветра почти все дети были в цветных шапочках, определить в которых цвет волос было невозможно.

— Стас! – услышала она тонкий девчачий голос и обернулась.

Девочка в розовой куртке стояла наверху горки и отчаянно махала мальчишке, который выпрашивал у другого мальчика самокат.

— Ну, дай, пожалуйста! Я один разочек прокачусь, и все!

Из-под синей шапки торчали рыжие волосы. Надя решительно шагнула вперед и громко сказала:

— Стас! Смирнов Стас, подойди, пожалуйста!

Он посмотрел на нее настороженно, остальные дети, казалось, не обратили на Надю внимание.

— Мне мама не разрешает разговаривать с незнакомцами, – важно сказал он.

— А ты и не разговаривай, – согласилась Надя. – Вообще-то, я знакомая твоей мамы. Маргарита Петровна, – придумала она на ходу. – Вот, отнеси это маме, она просила передать ей. Только не урони и не потеряй!

Она протянула мальчику конверт из плотной бумаги, и тот, несколько поразмыслив, взял его, неловко прижимая ладошками к животу.

— Прямо сейчас унеси, понял?

— А там что? – спросил он. – Лекарства?

До этого момента Надя думала, что хуже, чем есть, уже нельзя. Оказалось, что можно. Обманывать ребенка было подло. Но говорить ему правду еще хуже.

— Да, – выдавила она. – Беги, малыш.

Она проследила взглядом, как он открывает подъездную дверь, сжимая конверт подмышкой, как она закрывается за ним. Надя запрокинула голову, пытаясь угадать, какое окно его, но поняла, что это бессмысленно, развернулась и ушла.

В конверте были все деньги, которые она получила на работе. А еще номер телефона дедушкиного друга. Она не была уверена, что он сможет помочь, ведь дедушке он помочь не смог. Но надежда всегда есть. Не зря же дедушка так ее назвал. Она сорвала цветок шиповника и решила, что вложит его в книжку, чтобы навсегда запомнить этот день.

Источник