«Это не любовь, это потребительство» — холодно заявила Ольга, понимая истинную суть их отношений, когда Игорь манипулировал ею через свою мать

Он не предполагал встретить такой отпор.

В его представлении женщина должна была смиренно принять свою роль. — Почему ты всё так преувеличиваешь?

Это же моя мама!

Она меня воспитывала, не спала ночами… — Не стоит мне рассказывать о её бессонных ночах, — резко перебила его Оля. — Речь идёт о моей жизни.

О нашей с тобой жизни.

Или её просто не будет?

Останется только твоя жизнь и твоя мама, а я — обслуживающий персонал, которому следует быть благодарным за предоставленную возможность?

Обойдя стол, он опёрся на столешницу, глядя на неё сверху вниз.

Это была его излюбленная поза в спорах — позиция доминирования. — Это и есть семья.

Это уважение к старшим.

В нормальных семьях так принято.

Жена заботится о муже и его родителях.

Это основа.

Мой отец ухаживал за своей матерью до последнего её дня, моя мама ему помогала, и никто не считал это чем-то постыдным.

А ты… ты, видимо, из другой породы.

Тебе важен лишь комфорт и развлечения.

Его слова звучали как мелкие, ядовитые стрелы.

Он пытался ранить её, заставить почувствовать себя эгоистичной и неправой.

Но он опоздал.

Процесс уже начался, и её душа окутывалась холодной бронёй. — Да, Игорь, я из другой породы, — спокойно подтвердила она, глядя ему прямо в глаза. — Я из тех, кто считает брак партнёрством равных, а не договором на пожизненное рабство.

Я думала, что выхожу замуж за мужчину, с которым вместе будем строить наше будущее.

А оказалось, что меня просто рассматривают как претендентку на должность санитарки.

Причём без зарплаты. — Перестань говорить эту чепуху! — он хлопнул ладонью по столу, но не сильно, скорее чтобы выразить раздражение. — Ты просто ищешь повод увильнуть!

Это не так сложно — заехать на час-другой! — Час-другой?

Каждый день?

После работы?

И в выходные, наверное?

Когда нам тогда жить, Игорь?

Когда быть вместе?

Или теперь наши вечера будут такими: ты на диване перед телевизором, а я по телефону отчитываюсь, поменяла ли подгузник Нине Ивановне?

Она произнесла это с таким холодным, язвительным сарказмом, что он на мгновение потерял дар речи.

Он смотрел на неё, и в его глазах читалось недоумение.

Он искренне не понимал, что именно её не устраивает.

В его системе координат всё было логично и правильно.

Он — мужчина.

Она — его женщина.

Его мать — часть его самого.

Следовательно, его женщина обязана заботиться о его части.

Это было так же просто, как дважды два. — Я думал, ты меня любишь, — наконец пробормотал он, прибегая к последнему, самому банальному аргументу.

Ольга медленно покачала головой. — Я тоже так думала.

Но сегодня поняла, что ты не ищешь любви.

Ты ищешь удобство.

Ты хочешь бесплатный бонус к своей комфортной жизни.

А любовь… любовь в твоём понимании — это когда я беспрекословно соглашаюсь на всё, что ты прикажешь.

Но, дорогой,

Это не любовь.

Это потребительство.

Слово «потребительство» ударило его по лицу, словно пощёчина.

Игорь отпрянул от столешницы, его лицо исказилось.

Он не привык к тому, что Ольга, его тихая, покорная Оля, говорит с ним так.

И смотрит на него — холодно, оценивающе, словно взвешивая на невидимых весах, и результат ей категорически не нравится.

В его глазах мелькнула растерянность, но тут же она растворилась в новой волне уязвлённого самолюбия.

Он проигрывал этот бой, и это было для него невыносимо.

Тогда он решил применить свой главный козырь.

Тот, который должен был сработать безотказно.

Не произнеся ни слова, он демонстративно достал из кармана телефон.

Его движения были подчеркнуто медленными, театральными.

Он не смотрел на Олю, но ощущал её взгляд, и это придавало ему уверенности.

Он нашёл в списке контактов «Мама» и нажал на вызов, сразу включив громкую связь.

Это был ход ва-банк, последняя попытка обратиться к её совести, к тому, что он считал её женской мягкостью. — Да, сынок? — донёсся из динамика тонкий, дребезжащий голос Нины Ивановны.