Бабушка переживет за внука, а трудно родителям

-Мы нормально общались, — рассказывает Аня, — мама Глеба к нам не лезла, мы ее не обременяли. Встречались, в гости ходили. И надо же всему было так измениться!

Аня знакома с Глебом уже лет 5, со времен их общего студенчества (ребята учились в параллельных группах). Год молодые люд просто встречались, потом еще год просто прожили вместе в принадлежавшей Ане двушке.

-Когда мы с Глебом объявили, что намерены зарегистрировать отношения, — продолжает Анна, — то его мама, Елена Станиславовна даже обрадовалась. Мол, давно пора, вы такая красивая и гармоничная пара. На свадьбе была такая счастливая, все повторяла, что она довольна выбором сына. И ведь я видела, что не притворяется.

Елена Станиславовна осталась вдовой, когда Глебу было 14 лет. Нельзя сказать, что она бедствовала: муж оставил свои дела в полном порядке, были накопления, сама женщина успешно работала, на свадьбу молодые получили в подарок от мамы мужа новенький автомобиль. В принципе, отношения не изменились и после, те два с лишним года, что молодая семья прожила без детей.

-Как-то все начало меняться, когда мы объявили о том, что готовимся стать родителями, — вспоминает Анна, — исподволь. То витамины купит и принесет, то начнет разговор о том, сколько я должна гулять, до которого возраста ребенку быть на естественном вскармливании. Я сначала значения особого не придавала: первый внук от единственного сына, вживается в роль. А потом все перешло границы.

Глеб и Анна затеяли ремонт в маленькой комнате, чтобы переоборудовать ее под детскую. Нарисовали эскизы, присмотрели мебель для малыша и поделились планами с Еленой Станиславовной, зашедшей в гости.

-Как это комната малыша? — не поняла мама Глеба, — Он что, тут с первого дня будет один? Какая радионяня? Вы с ума сошли? Ребенок нуждается в круглосуточном присмотре! Мало ли перевернется, срыгнет, да просто, ребенок должен находиться рядом с мамой. Всегда.

-А он и будет рядом, — попытался объяснить Глеб, — мы же рядом, возможно даже не радионяню, а видеоняню приобретем. Малыш будет спать спокойно, если заплачет — мы тут же прибежим. А слушать как он сопит или ворочается — смысла нет. Ане тоже надо будет полноценно отдыхать.

-Ну не знаю, — обиделась Елена Станиславовна, — я тебя не бросала одного. Иной раз и заснуть не могла, все слушала: дышишь ли, как дышишь.

Чем ближе было время родов, тем больше волновалась мама Глеба. Все было не то и не так: не такая надежная кроватка, вредные игрушки, отсутствие пеленок, памперсы, которые только вредят будущему малышу, тем более мальчику (а пол ребенка Аня с Глебом уже знали).

-После родов, когда нас выписали, — говорит Анна, — Елена Станиславовна попросилась ночевать у нас первую ночь.

-Не понимаю я тебя, — говорила она Ане, — ну как можно надеяться на электронику, я сама на полу лягу, нельзя младенца в комнате оставлять одного.

-По ее мнению, — вступает в разговор Глеб, — моя жена — отвратительная мать. И я уже устал бороться и отстаивать наше право на самостоятельное воспитание маленького Вани. Взять хотя бы последний случай. Ване полгодика, мама с видеоняней так и не смирилась, а тут у сына зубки резались, ну и весь набор: капризы, насморк, небольшое повышение температуры.

Елена Станиславовна до вечера была у молодых, все квохтала над внуком, все ей казалось, что он слишком легко одет, что пора вызывать скорую (это при температуре 37,2). А когда сын сказал маме уже открытым текстом, что ей пора домой, она спросила, а что они сами будут делать?

-Мам, ну что делать? — не выдержала Аня, — Сейчас Ванечку уложим и сами спать ляжем. Глебу завтра на работу.

-А ты? — взвилась Елена Станиславовна, — что будешь делать ты? Ты тоже спать уляжешься? Несмотря на то, что ребенок болен?

-Ну, а что еще делать? — не поняла Аня, — Он уснет и я усну.

-Что ты за мать! — высказалась мама Глеба, — Я, когда сын болел не могла места себе найти, не прилегла на секунду. Рядом сидела, мало ли что! На то и мать, чтобы проводить бессонные ночи у постели заболевшего ребенка! Это я уже не говорю, что ты не стираешь пеленки, что малыш в памперсы одет, что прикорм в месяц не ввела, что молока у тебя не хватает и ты смесь докармливаешь! Это же надо! Я надеялась, что ты другая.

-Ну какая другая, — Анна огорчена, — смысл от того, что я всю ночь проведу у кровати спящего малыша? А прикорм мы даем так, как врач говорит. Изменились времена и правила, педиатры теперь немного иные советы дают, чем нашим мамам. И кто знает, может не пришлось бы сына смесью докармливать, если бы мне нервы не мотали ежедневно заявлениями, что мать из меня, мягко говоря, не очень! Да, мне не сравниться в святости материнского подвига с Еленой Станиславовной. Но моему малышу будет лучше, если у него будет отдохнувшая, адекватная мама, а не нервная больная, которая делает трагедию из любого ребячьего чиха.

-Погоди, — успокаивает Аню собственная мама. — бывает у мам послеродовая депрессия, а в вашем случае она настигла молодую бабушку. Я тоже психовала, когда у твоего старшего брата родилась первая дочка, все мне было не по нраву. Казалось, что Соня наша невнимательная, неласковая, не так держит, не так одевает. Подросла малышка и все прошло. А со второй дочкой невестка сама управлялась и так ловко, что и сказать мне нечего было, да и не волновалась так.

Аня и Глеб надеются только на то, что со временем все устаканится. А пока лишь стараются меньше посвящать Елену Станиславовну в подробности развития маленького внука. Но и на это она обижается.

-Почему без меня в поликлинику ходили, — выговаривает она, — я бы тоже сходила, у меня тоже есть вопросы к доктору. Так ли ты моего внука воспитываешь, правильно ли за ним ухаживаешь, да и на самого доктора глянуть, он хотя бы профпригоден?

-Мама, — жестко ответил Глеб, — именно поэтому и не берем тебя, что ты перегибаешь палку. Что это за тотальные сомнения? Наш сын — не твоя собственность. И право решать, как его воспитывать принадлежит нам.

-Елена Станиславовна расстроилась, — говорит Аня, — мне ее жаль стало. Но я понимаю, что Глеб прав. Как мне быть? Как убедить маму мужа в том, что мы хорошие родители, а ее тревоги напрасны. И где та милая мама мужа, которой она была до рождения Ванечки?

И действительно, где? Что это? Стремление к тотальному контролю? Желание отвоевать право на воспитание внука или гипертрофированная любовь бабушки? Ведь говорят, что внуков мы любим сильнее, чем собственных детей?