— А ну уходи отсюда! Да как так можно?! — зашикали со всех сторон на Пашку люди.
Мальчик весь сжался, втянул голову в плечи и повернулся к выходу, чтобы уйти.
***
Восьмилетний Паша жил с бабулей вдвоём, родители три года назад попали в аварию и погибли. Бабушка, Ольга Семёновна, оформила опекунство над внуком.
Больше никого из родственников у них не было, так сложилась жизнь.
Жили они с бабулей хорошо. Паша очень её любил, уважал, слушался, старался не хулиганить. Но далеко не всегда это получалось, и бабуля расстраивалась. Она тяжело вздыхала, пила свои таблетки, долго молча сидела в своём кресле и смотрела в окно.
В такие моменты Паша всегда мечтал, чтобы время можно было отмотать назад и вовремя «одуматься» (как говорила потом бабушка) и не совершать «плохие дела»…
Хотя, Паша отдавал себе отчёт в том, что никакие серьёзные раздумья не спасли бы глупую голову Ромки из их класса от тяжёлой Пашиной руки.
Паша занимался борьбой, и рука у него была действительно тяжёлая, и кулаки, что надо. Он был спортивным мальчиком, бабуля им гордилась.
Она-то и отвела его на борьбу, чтобы он научился направлять свою бушующую энергию «в правильное русло» (так говорила Ольга Семёновна).
Так вот Ромка — думал Паша — всё равно бы получил от него «на орехи», потому что дразнил Пашу, говорил, что он сиротка. «Сиротка-селёдка» — твердил Рома и корчил смешные рожицы.
Все в классе знали, что у Паши нет родителей, а есть только бабушка.
Однажды новая молоденькая учительница по английскому, рассердившись на Пашу за очередную проказу громко выпалила, что позвонит его родителям, на что Паша невозмутимо заявил, что для этого ей нужно будет сходить на спиритический сеанс. (Он был умным и любознательным мальчиком и много всего знал)
Дети в классе засмеялись, а одна девочка, Оля, староста класса, важно откинув за спину широкую косу, пояснила ничего не понимающей учительнице, что Пашкины родители погибли. Учительница смутилась, а дети зашумели ещё громче. В итоге урок был сорван. Из-за Паши.
Бабуля, конечно, провела с ним в тот день воспитательную беседу, но потом всё же добавила, что, мол, учителя бесчувственные пошли. Ребёнок растёт без родителей, а они заявляют такое!
— Ага… — грустно согласился Паша, шмыгнул носом и, не упустив случая пожаловаться, добавил: — И песни включают жалостливые, про маму на восьмое марта, про папу на двадцать третье февраля. Открытки заставляют делать, как всем, и стихи учить про папу и маму.
— Ты моё золото… — Ольга Семёновна притянула Пашкину лохматую голову к себе и погладила по макушке. Она очень жалела внука, так рано оставшегося без родителей. — Не горюй. Всё у нас будет хорошо. Иди, принеси мой кошелёк, дам тебе денежку на мороженое.
Вот за это Пашка особенно любил бабушку! Хоть она его и ругала, но всегда была на его стороне. Он знал, что на бабулю можно положиться.
А с драками он самым честным образом завязать обещал. И себе, и бабуле.
***
Вот уже год Паша обещание своё выполнял. Только вот бабушка слегла. И очень серьёзно.
Сначала она стала чаще пить лекарства и ходить по врачам. Помогало плохо. Врачи выписывали новые лекарства, ставили разные диагнозы.
Отменяли предыдущие назначения и уверяли, что на этот раз обязательно должно помочь. Но бабуля совсем расклеилась, почти не вставала и совсем ослабла.
На вопрос Пашки, чем она заболела, бабуля отвечала, что никакого серьёзного заболевания у неё нет, а есть много несерьёзных, но обострились они почему-то все сразу.
Всё было на Паше. Он ходил в магазин, убирался и готовил. Бабушка только командовала, что куда класть и сколько варить.
Ольга Семёновна не знала, что делать, куда ещё обращаться. Все исследования она уже прошла, лечение было назначено, таблетки она пила, врачи обещали улучшение, только оно не наступало. А ещё она очень беспокоилась о Пашке и поэтому сильно нервничала.
Пашка тоже знал, что если не станет бабушки, то его отправят в детский дом. Тот же Ромка иногда на эту тему дразнил его.
Говорил, что бабуля у него дряхлая и старая, не ровен час, совсем осиротеет Пашка и «ха-ха, окажется в детском доме»: будет есть несъедобную баланду и гулять по расписанию.
Пашка его больше не бил. Просто проходил мимо. «Не хватало ещё сейчас бабушке нервы трепать», — думал мальчик и до боли сжимал кулаки в карманах куртки.
***
— Весна… Завтра Пасха … Птички поют за окном. Птички божьи твари…— вздыхала бабушка и улыбалась. Сегодня ей было немножко полегче. — Помнишь, Паша, мы в прошлом году с тобой гору куличей напекли? Яиц целую корзинку накрасили. А сейчас…
Бабушка расстроилась. Конечно, не до куличей ей сейчас было. Только бы до ванной с туалетом дойти.
Когда бабушка немного ходила по дому, то опиралась на палочку. Лыжную палку Паши, которую внук принес ей с лоджии, где хранились его лыжи. Чтобы острый конец её не скользил по полу, мальчик наткнул на неё свой ластик из пенала.
— Бабуля, ты поправишься, обязательно! — горячо сказал Паша.
— Ох… — вздыхала бабушка и ничего не говорила.
Паша пропылесосил и отпросился у бабушки гулять.
— Иди, конечно, — сказала Ольга Семёновна. — Погода, вон, какая хорошая.
Паша отправился на детскую площадку. Немного покачался на качелях, полазал по горке, потом ему стало скучно, и он просто пошёл вдоль улицы.
Шёл он, шёл и дошёл до храма. Это был маленький деревянный храм, недалеко от их дома. Бабуля, когда была здорова, туда часто захаживала. Сегодня возле храма было очень людно. Паша сначала не понял, в чем дело, и решил подойти поближе и посмотреть.
Рядом с входом в церковь в виде буквы «п» стояли столы из досок. А вокруг толпились люди. На столах в больших корзинах стояли куличи и лежали крашеные яйца.
У кого не было корзин, у тех куличи стояли просто в пакетах и разных коробках. Вдоль ряда столов медленно шёл батюшка. Паша его узнал по одежде. Бабуля когда-то давно говорила ему, что она называется ряса.
Батюшка взмахнул рукой и вдруг на Пашку полетел целый поток брызг воды. Солнце выглянуло, и радуга засияла в каждой капельке на его щеках и ресницах. Мальчик прищурился, рассматривая игру света.
Пашка улыбнулся, до того хорошо ему стало!
Вдруг у Паши в голове мелькнула идея. Он протиснулся между людей, которые стали спешно убирать свои куличи со столов, и быстрым шагом направился в супермаркет, который располагался в доме неподалёку.
…Через двадцать минут мальчик деловито раскладывал на лавочке, стоящей около супермаркета, свои покупки.
Деньги у него с собой были, немного. И он купил маленький кулич и десяток яиц в картонной упаковке, а ещё… Ещё он купил наклейки для их украшения.
— Красить и варить мне вас некогда, люди около храма сказали, что освящение скоро закончится… Но украсить я вас могу, — тихонько произнёс мальчик, держа в одной руке яичко, а в другой наклейку…
Получилось здорово! Прямо, как у всех. Паша полюбовался на свою работу и, подхватив пакет, поспешил к храму.
На столе из досок было только одно свободное место, с самого краю. Снова пришло много народу, и снова батюшка освящал куличи.
Паша развернул свой пакет пошире: он хотел, чтобы на кулич попало побольше святой воды, а потом решил красиво выложить вокруг него яйца из упаковки, как было сделано у многих людей.
Только Паша взял одно яйцо в руку, как кто-то случайно его толкнул локтем, и яйцо упало на асфальт. И разбилось…
Стоявшие рядом люди ахнули и зашикали на мальчика:
— Как так можно?! Нехристь!!! Сырое яйцо освящать принёс! Ты что, совсем ничего не соображаешь?! — ругалась одна пожилая женщина.
— А родители-то твои где? Стыдоба! — оглядываясь, произнесла другая бабушка.
— В храм не ходють, ничего не соблюдають, яйца не варють, а всё туда же, примазываются! — нахмурившись, ворчала вполголоса стоявшая рядом с Пашей совсем старенькая бабуля. Вдруг она резко изменилась в лице, начала креститься и улыбаться.
Паша, который, втянув голову в плечи, уже собрался уходить, поднял голову и увидел, что к ним подошёл священник.
— Разве так можно? — укоризненно спросил батюшка. — Накинулись на ребёнка. Нельзя так, тем более в такой день. В храме каждому место должно быть. Разве яйцо, варёное или нет, повод для того чтобы злословить? Гордыня — смертный грех.
Сказав так, батюшка взмахнул кропилом и окропил растерянного Пашку святой водой, словно летним дождиком. Потом тепло улыбнулся мальчику и продолжил освящение куличей дальше.
…Довольный Паша принёс кулич домой и торжественно поставил на тумбочку рядом с кроватью в бабушкиной комнате.
Бабуля приподнялась с подушки и посмотрела на кулич и яйца, на которых ещё блестели капли святой воды.
— Пашка? Ты кулич, что ли освящать ходил? — спросила она.
Мальчик, улыбаясь во весь рот, кивнул.
— А яйца, не варёные что ли? — спросила бабушка и начала смеяться, да так заразительно, что Пашка тоже засмеялся.
Отсмеявшись, мальчик сказал, что бабушка завтра обязательно должна съесть весь кулич. И тогда она обязательно поправится, ведь кулич «весь вымок от святой воды».
— Ах, ты мой золотой, спасибо! — произнесла бабушка. Она вытирала слёзы, которые у неё выступили на глазах от смеха. Она давно так не смеялась.
Паша сиял, как начищенный самовар. Он верил, что бабушка, после поедания волшебного освящённого кулича обязательно пойдёт на поправку.
***
Ольга Семёновна вскоре действительно пошла на поправку. Кризис миновал. Она всё меньше лежала, и больше двигалась. В один из дней она даже решилась выйти из дома.
Встретив у подъезда соседку, Ольга Семёновна тут же выслушала её рассказ, про то, что Пашка у неё совсем глупый. Потому что принёс к храму освящать сырые яйца. Она, дескать, там была и видела этот позор.
— За собой смотри, Валентиновна! — ответила Пашина бабушка. — Завидуешь что ли? Зависть — смертный грех. Как и гордыня.
Сказав так, бабуля гордо повернулась и на ещё слабых ногах, пошагала к детской площадке, чтобы там посидеть на солнышке.
А Паша, который тоже вышел из подъезда следом за бабулей, и слышал весь разговор, в который раз подумал о том, что у него самая замечательная в мире бабушка! Как же здорово, что она поправилась!
Жанна Шинелева
Как можно уничтожить любовь лишь ненавистью к чужому предательству?
Зачем она вернулась, если всё было забыто?
Как долго терпеть злобную нахалку, уничтожающую последние крохи счастья?
Выбор, стоящий между прошлым и будущим, всегда обостряет чувства до предела.
Как страшно порой выходить из-за родительского плеча в неизвестность.
Смело шагнув навстречу новому, сердце её дрожало от надежды.